Ясский погром июня 1941 года. Прелюдия большого геноцида

 

Убитые евреи на улице Василе Конта города Яссы во время погрома 1941 г.

1. Антиеврейский сговор А. Гитлера и И. Антонеску

Недовольный итогами перекройки границ на Балканах в результате разгрома Югославии и Греции, И. Антонеску продолжал домогаться у немецких и итальянских союзников удовлетворения своих территориальных требований. В телеграммах, направленных 10 мая 1941 г. от имени И. Антонеску румынским посланникам в Берлин и Рим, им указывалось в контактах с руководителями в аккредитованных странах добиваться расширения границ Румынии, которое «может быть осуществлено за счет Словакии…, а также за счет Галиции по линии Черновцы-Львов-Краков, так как она является легким, прямым, коротким путем для связей устья Дуная и Германии. Исходя из этого, нам необходимы не только Бессарабия и Буковина, но и Покутье, которое расширило бы общую границу между Румынией, Словакией и Германией через оккупированную Польшу», На юге от Дуная правительство Румынии, под предлогом необходимости отделить сербов от болгар, выдвигало притязания на югославский Банат и район Тимока, а также предлагало создать албано-македонское государство или коридор Дунай-Салоники. Кондукэтор требовал от своих посланников «пытаться изо дня в день убеждать правительство и влиятельные круги Германии и Италии в важности этого вопроса в свете организации нового порядка в Юго-Восточной Европе и на Балканах» [1].

И. Антонеску рассчитывал добиться реализации этих территориальных притязаний благодаря самому широкому участию Румынии на стороне Германии в войне против СССР. В ходе ее, в тесном союзе с гитлеровцами, И. Антонеску планировал и кардинальное решение так называемого «еврейского вопроса». Вслед за территориальным он стал вторым важным компонентом румыно-германских отношений, объектом переговоров, как будет показано дальше, еще до начала военных действий против СССР, подготовка к которым в мае-июне шла полным ходом. В мае, после окончания военных операций на Балканах, командование вермахта в спешном порядке стало перебрасывать севернее румынского города Яссы принимавшую участие в этих боях 11-ю немецкую армию.

1 июня, по указанию командующего немецкими войсками, в Румынии началась скрытая мобилизация, а спустя 10 дней И. Антонеску выехал в Мюнхен, где во время встречи с. А. Гитлером и военным командованием в лице фельдмаршала В. Кейтеля и генерал-полковника А. Йодля окончательно договорился относительно участия Румынии в антисоветской войне. И. Антонеску до выезда в Мюнхен знал тему беседы и точную дату нападения на СССР. За две недели до начала войны его посетил германский посланник в Румынии М.Ф. Киллингер и назвал ему окончательную дату начала военных действий против Советского Союза – 22 июня [2]. Об этом знали и в румынском Генштабе. 7 июня И. Антонеску потребовал от начальника полиции Румынии генерала Леовяну вдоль всей границы с СССР, на глубину четырех километров, отселить «все еврейское население». 12 июня, т. е. в тот день, когда кондукэтор находился в Мюнхене, Генштаб разослал полицейским и жандармским органам припрутских районов «Предписание в связи с эвентуальными акциями, которые могут быть предприняты в случае военных действий».

Оно вменяло в обязанность карательным органам «в период дипломатического напряжения в прифронтовой полосе тотчас же арестовать и интернировать всех коммунистов, проживающих на территории между Прутом и Сиретом», «убрать из всей этой зоны евреев в возрасте от 18 до 50 лет, создав из них трудовые отряды», «проводить в этой зоне массовые облавы в целях ареста подозрительных», конфисковать радиоприемники, отобрать телефонные аппараты у «подозрительных христиан» и у всех евреев и т.д. «Предписание» требовало усилить меры наказания по отношению к коммунистам и лицам, симпатизирующим им, применять смертную казнь «для всех тех, которые в период дипломатического напряжения будут совершать акты саботажа, распространять слухи и проводить пропаганду против государственных интересов». При этом уточнялось, что смертная казнь применяется также «для всей семьи

лиц, которые во время войны будут служить интересам коммунистов…» [3]. Поскольку евреи давно идентифицировались с коммунистами, то «Предписание…» указывало о надвигавшейся серьезной опасности для евреев в зоне дислокации румынских и немецких войск.

В Мюнхене И. Антонеску подтвердил свою готовность предоставить все материальные и людские ресурсы страны для ведения войны и принять в ней участие с первого же дня. Рассматривался, естественно, и территориальный вопрос. «Гитлер, – как отмечал в своих показаниях следственным органам СССР И. Антонеску, – подчеркнул, что Румыния не должна стоять вне войны, так как для возвращения Бессарабии и Северной Буковины она не имеет иного пути, как только воевать на стороне Германии» [4].

Кондукэтором был поднят и вопрос о заднестровских территориях – будущей «Транснистрии». Как впоследствии информировал на заседании румынского правительства Михай Антонеску (с 21 июня 1941 г. вице-премьер), в ряде меморандумов и в ходе переговоров кондукэтора с А. Гитлером, как до войны, так и в начале войны против СССР, ставился вопрос о советских землях восточнее Днестра, на которых, как он выразился, проживает «многочисленное румынское население». «Естественно, – отмечал М. Антонеску, – мы обратили внимание, что это население должно быть включено в состав румынского государства с политической формулировкой, которую мы сохраняем за собой право обсудить в момент, когда возникнет необходимость окончательного решения» [5]. По словам И. Антонеску, А. Гитлер обещал, что за «помощь в войне Румыния сможет оккупировать и администрировать и другие советские территории, вплоть до Днепра» [6]. Сам А. Гитлер во время совещания с участием своего ближайшего окружения на вопрос Г. Геринга, какие советские территории обещаны союзникам, ответил, что «Антонеску хочет получить Бессарабию и Одессу с коридором, ведущим на запад-северо-запад» [7].

В германских записях беседы между А. Гитлером и И. Антонеску в Мюнхене не содержатся сведения о сути переговоров и достигнутой ими договоренности по «еврейскому вопросу». В том, что он обсуждался, и была выработана линия поведения в отношении евреев, у нас сомнений нет. На это указывает ряд документов, о чем будет сказано ниже, а также то, что творилось на практике против евреев с началом военных действий против СССР. По-видимому, в Мюнхене собеседники предпочли не фиксировать на бумаге свои чудовищные планы, ограничиться устной договоренностью.

Кстати, и обговоренные в Мюнхене территориальные вопросы, в первую очередь, относительно Бессарабии и Буковины, не были оформлены в договоры, скрепленные подписями А. Гитлера и И. Антонеску. Последний настолько доверял слову обожаемого фюрера, что не счел нужным застраховать себя письменным документом. За эту непростительную оплошность И. Антонеску впоследствии подвергся критике со стороны «оппозиции» в лице лидеров Национал-либеральной и Национал-царанистской партий Румынии, соответственно Дину Брэтиану и Юлиу Маниу.

В практике немецких нацистов приказы о физических расправах с евреями вожди давали предпочтительно устно. Исследователи Холокоста, связывающие начало этой кровавой акции со специальным приказом А. Гитлера, отданным лично Г. Гиммлеру не позже апреля-мая 1941 г., после многолетних безрезультатных поисков его в архивах, полагают, что он был передан устно. Даже в решениях известной конференции в Ванзее в январе 1942 г. об «окончательном решении еврейского вопроса» путем их поголовного истребления, в целях маскировки сути этого приговора, в документе употребляются термины типа «депортация» или «переселение» на Восток. Румынские авторы приказов и распоряжений по Холокосту также прикрывались безобидным термином «эвакуация», когда в сущности речь шла о насильственной депортации, сопровождаемой убийствами и грабежами.

Возвратившись из Мюнхена в Бухарест, И. Антонеску проинформировал об итогах переговоров Михая Антонеску, на которого он временно возложил исполнение обязанностей главы правительства в связи с тем, что сам он, назначенный командующим фашистскими войсками, расположенными на советско-румынской границе, выехал проверить состояние боевой готовности армии. Решение объявить И. Антонеску командующим было принято 14 июня на совещании у А. Гитлера. Этим явно преследовалась цель удовлетворить честолюбие кондукэтора, подогреть националистические настроения в Румынии, крепче привязать ее к колеснице антисоветской войны. Как отмечает в своем дневнике начальник штаба германских сухопутных сил Ф. Гальдер, указанное назначение носило формальный характер, фактически же руководство было возложено на штаб 11-й немецкой армии, о чем А. Гитлер известил И. Антонеску в письме от 18 июня 1941 г. В нем говорилось, что штаб 11-й немецкой армии будет «рабочим штабом» И. Антонеску, которому вменялось в обязанность «превращать желание» этого штаба в «военные приказы» [8].

На Михая Антонеску кондукэтор возложил обязанность, среди прочего, провести всю организационную работу по подготовке будущей администрации в «вызволенных провинциях» и решения там «еврейского вопроса». В этих целях Михай Антонеску 17 и 19 июня провел два заседания правительства. На первом из них, то есть за пять дней до начала войны, он, касаясь вопросов, связанных с войной, и будущей организации Бессарабии и Буковины вслед за их военной оккупацией, сказал: «Целая серия проблем возникнет в связи с этой реконструкцией. Самой большой из них является проблема населения. Относительно этого могу вам сообщить, что румынский народ, идя навстречу этому историческому моменту, …должен использовать этот час для очищения населения. Поэтому политика в отношении Бессарабии и Буковины будет напоминать политику Тита в отношении населения определенного этнического происхождения, и заверяю вас, что это касается не только евреев, но и всех других национальностей, мы будем проводить политику тотального и насильственного устранения чужих элементов» [9]. Напомним читателям, что римский полководец Тит Флавий Веспасиан (в 79-81 гг. н. э. римский император), на которого призвал равняться Михай Антонеску, во время завоевательного похода в Иудее (70 г. н. э.) жестоко расправился с евреями – защитниками Иерусалима, разрушил храм и положил конец Второму Еврейскому государству. Отметив, что в ходе «дипломатических переговоров» генерала И. Антонеску рассматривался вопрос о расширении румынских границ до Буга, оратор заключил: «Следовательно, что касается Бессарабии и Буковины, а также заднестровских земель, которые будут отданы под румынский суверенитет, то придется там применить политику очищения и унификации нации путем эмиграции». Еще раз подчеркнув, что среди сотен и тысяч проблем первейшей задачей, используя «этот исторический момент», является очищение от чужеродного элемента на этих территориях, М. Антонеску призывал не затягивать время с организацией эксода [10].

Вряд ли в этом своем выступлении временно исполняющий обязанности главы правительства добавил что-то от себя. Он, в сущности, доложил министрам услышанный им из уст кондукэтора рассказ об итогах его переговоров с А. Гитлером в Мюнхене по территориальному и еврейскому вопросам. Надо полагать, что и упор в речи Михая Антонеску на применение к евреям «политики Тита» не его выдумка, а лишь указывает на то, что в Мюнхене были обговорены и методы проведения по отношению к евреям «этнической чистки» на оккупированных территориях, в том числе в Бессарабии, Буковине и будущей Транснистрии. Свидетельством обсуждения в Мюнхене «еврейского вопроса» и принятого по нему решения является и ссылка на него И. Антонеску в ходе разговора с германским посланником в Румынии М.Ф. Киллингером по поводу инцидента в августе 1941 г., связанного с возвращением немецким командованием в Бессарабию евреев, застигнутых в междуречье Днестра и Буга. И. Антонеску указал М.Ф. Киллингеру, что действия военных властей «вступают в противоречие с директивами, которые изложил ему фюрер в Мюнхене относительно восточных евреев» [11].

После Мюнхена «еврейский вопрос» в Румынии становится фактически составной частью гитлеровской программы «окончательного решения еврейского вопроса» на европейском континенте. Не случайно и то, что вдоль советско-румынской границы, в непосредственной близости от фронтовых частей, обосновались головорезы айнзац-группы «Д» в составе пяти айнзацкоманд (10а, 10в, 11а, 11в, 12). Во главе группы стоял отъявленный эсэсовец Олендорф. Формально айнзацгруппа «Д» считалась прикомандированной к 11-й немецкой армии. Штаб Олендорфа первоначально обосновался в румынском городе Пятра-Нямц, где находился и штаб И. Антонеску [12]. Под видом охраны тыла 11-й армии айнзацгруппе и ее командам в качестве важнейшей задачи вменялось в обязанность в тесном сотрудничестве с румынскими карательными органами на практике решать в нацистском духе «еврейский вопрос». С румынской стороны по линии армии руководство этой акцией было возложено на главного претора генерала И. Топора и его подчиненных в частях и соединениях.

19 июня 1941 г. Генштаб румынской армии разослал секретное письмо за подписью генерала И. Штефля, одного из самых доверенных лиц кондукэтора, под номером 62783, в котором указывалось, что по приказу И. Антонеску следует повсеместно «всем жидам, агентам-коммунистам или симпатизантам запретить перемещаться», чтобы «в подходящий момент можно было поступить с ними так, как будет приказано». На второй день, 20 июня 1941 г., Министерство внутренних дел Румынии за подписью заместителя министра генерала И. Попеску сообщило префектам, полицейским и жандармским управлениям области Молдова (Румынии – И. Л.), а также уездов Прахова, Бузэу, Рымнику-Сэрат, Тулчя, Констанца следующий приказ И. Антонеску: в городах собрать, желательно в еврейских школах и в других больших домах, и взять под охрану всех евреев-мужчин в возрасте от 18 до 60 лет, для того чтобы сразу наказывать их в случае попыток к беспорядкам; запретить хождение по городу евреев с 20 до 7 часов; «взять заложников из среды известных еврейских руководителей (раввинов, хахамов и др.), коммунистов, поместить в каком-то отдельном здании и в случае мятежа или акта террора расстреливать их». Предлагалось властям издавать соответствующие приказы и вывешивать их на видных местах, «дабы все знали, что ожидает заложников». Война еще не началась, но уже заранее евреи были объявлены пособниками и агентами забрасываемых в румынский тыл шпионов и террористов с целью совершения «актов саботажа, террора и агрессии» [13]. В эти же предвоенные дни для инструктажа были собраны начальники жандармских легионов и секций, направляемых в Бессарабию и Северную Буковину. Курс был взят на то, чтобы в каждый населенный пункт возвратились те жандармы, которые покинули его 28 июня 1940 г., т. е. в момент прихода большевиков. Уж они за долгие годы службы знали каждого жителя села, местечка, в каком доме живет еврей и в каком – нееврей.

Инструктаж проводился в трех румынских городах. В Фэлтиченах натаскивали начальников жандармских легионов и секций Северной Буковины и северных уездов Бессарабии, в Романе – Орхейского, Лапушнянского (Кишиневского) и Бельцкого уездов, в Галаце – южных уездов Бессарабии. В Романе, а затем в Гачаце перед собравшимися выступал сам генеральный инспектор жандармерии (будущий заместитель министра внутренних дел Румынии) генерал Константин (Пики) Василиу, указавший первейшей задачей жандармерии – «очищение территории от евреев, притом целиком». На простом языке это означало истребление и изгнание всех евреев из сельской местности. В городах евреи подлежали заключению в гетто. Еще вменялся в обязанность жандармов арест всех «подозрительных», «партийных активистов» и лиц, занимавших ответственные должности при советской власти. Здесь же, в Романе, наставлял своих подчиненных инспектор жандармерии Бессарабии полковник Т. Мекулеску; он уточнил, что аресту и расстрелу подлежат «политически подозрительные и все евреи независимо от возраста и рода». Другой высокий жандармский чин, инспектор жандармского управления Буковины И. Мыникуцэ, выступая на сборище в Фэлтиченах, делал акцент на необходимости «очистить территории от всех элементов, наносящих вред румынскому государству и нападавших на румынскую армию во время отхода» (в конце июня 1940 г. – И. Л.), а при советской власти «выполнявших различные функции с усердием и любовью»; уничтожение евреев, утверждал он, делается «по мотивам расовой ненависти» [14].

Разъехавшись по местам, участники сборищ в Фэлтиченах, Романе и Галаце соответственно наставляли своих подчиненных. Майор Филип Беки, начальник жандармского легиона Оргеевского уезда, собрав своих подчиненных в Унгенах, прямо заявил им: «Еврей должен быть расстрелян». Это, подчеркнул он, является «патриотическим долгом», «всякое слабоволие со стороны офицеров будет наказываться». Старшина В. Ефтимие размножил на шапирографе приказ об «очищении местности» и раздал всем начальникам секций и постов [15]. Здесь же, в Унгенах, провел инструктаж со своими подчиненными начальник Лапушнянского (Кишиневского) жандармского легиона подполковник Н. Кырлан. Он сказал, что всех евреев «без исключения следует считать политически подозрительными и соответственно поступать с ними» [16].

21 июня заместитель министра внутренних дел дивизионный генерал И. Попеску циркуляром № 4147 от имени И. Антонеску разослал подведомственным органам приказ, в котором указывалось: «…все трудоспособные евреи в возрасте от 18 до 60 лет из сел междуречья Сирет и Прут должны быть эвакуированы в лагерь Тыргу-Жиу и в окрестных селах этого города. Первые составы отправляются сегодня же, 21 июня. Остальные еврейские семьи из сел Молдовы (имеется в виду румынская Молдова -И. Л.) будут эвакуированы с необходимостью для жизни, под ответственностью префектов, в городах соответствующего уезда в течение четырех дней с момента получения настоящего приказа… Эвакуированные семьи не имеют права на возвращение в населенный пункт, из которого ушли. Дома эвакуированных, а также всякие другие сохранившиеся ценности, должны передаваться местным административным властям. Смертная казнь тем, которые будут увлекаться расхищением ценностей» [17].

Первыми жертвами этих свирепых приказов стали евреи прифронтовых уездов Румынии (Рэдэуць, Сучава, Дорохой и др.). Евреям местечка Дарабань (уезд Дорохой) на сборы было отпущено всего 2 часа. Около 2000 человек, включая часть женщин, детей и стариков, инвалидов, были отправлены в Олтению (область на юго-западе Румынии), мужчины – в пресловутый лагерь Тыргу-Жиу, женщины – в Калафат. Никакой вины за этими людьми не было [18]. Из уездного города Дорохой все мужчины в возрасте от 18 до 60 лет, в том числе руководители еврейской общины города, а также из местечек Сэвень и Михэйлень (у. Дорохой), Сирет (у. Рэдэуць), в общей сложности несколько тысяч человек были высланы в Тыргу-Жиу, Крайову, Калафат, Каракал [19]. Только из северной части области Молдова в лагере Тыргу-Жиу были заключены несколько тысяч евреев. Для евреев из уезда Прахова, около 1200 человек, был создан лагерь в м. Теиш (у. Дымбовица), среди заключенных был 51 офицер запаса румынской армии, в том числе 11 участников Первой мировой войны, 255 низших чинов, 50 сирот, отцы которых погибли в период войны [20].

Усердствуя перед кондукэтором, многие префекты даже отдаленных от фронта уездов создавали лагеря для евреев подведомственных им территорий. 1800 евреев из портового города Констанца (область Добруджа) были размещены в трех лагерях, созданных в населенных пунктах Османча, Мерень, Чиобэница [21]. 2537 евреев были отправлены в организованные для них лагеря в городах Алба-Юлия, Аюд, Окна Маре [22]. Лагеря были созданы в городах и местечках Турну-Северин, Тырговиште, Рымнику-Вылча, Тыргу-Фрумос, Зэноача (у. Романаць), Виделе (у. Влашка), Метелень (у. Бузэу), Номород (у. Брашов), Думбрэвень (у. Медиаш), Хлынчешть и Сирка (у. Роман) и др.

Отправляемым в лагеря далеко от дома евреям приходилось часто делать пешком многокилометровые переходы до железнодорожной станции погрузки, где их вталкивали в набитые до отказа товарные вагоны и под охраной жандармов отправляли в многодневный путь без права выходить на станциях из вагонов для покупки продовольствия и даже по естественным нуждам. Особенно мучила людей жажда. Жара в это лето стояла дикая, из вагонов раздавались стоны: «воды, воды»… Но никого близко к эшелонам с депортируемыми не подпускали, чтобы чем-то помочь им. Стараясь облегчить им участь, руководство Союза еврейских общин обращалось к властям с просьбами разрешить через Общество Красного Креста оказывать медицинскую и продовольственную помощь запертым в вагонах во время транспортировки и нахождения в лагерях [23], но эти ходатайства оставались без внимания. Многие в пути до лагеря умирали от жажды и голода. А тем временем покинутые депортируемыми евреями дома, магазины, мастерские подвергались дикому ограблению, уносились товары из лавок, мебель, подушки, матрацы и всякие другие домашние вещи, растаскивались двери и окна, срывалась жесть с крыш и т. д.

В самом Бухаресте в эти дни появились листовки, явно подстрекающие к еврейским погромам, в них все евреи, независимо от социального положения и политических убеждений, объявлялись сторонниками и агентами большевиков. Обеспокоенные этим, а также арестами и отправками евреев в лагеря, включая раввинов, хахамов и других религиозных деятелей, богатых торговцев и промышленников, руководители еврейских общин В. Фильдерман и М. Карп в письме на имя министра внутренних дел Румынии писали: «Глубоко обидно, что еврейское население, предки которых сражались в армиях Михая Витязу (господарь Валахии в 1593-1601 гг.) и Кароля I (господарь, а затем король Румынии в 1866-1915 гг.), в рядах армий, приведших к Целостности страны, могут считаться большевистскими агентами; глубоко обидно также, что правительство, назвав евреев «иудео-капиталистами», чем оправдывается принятие против них ряда законов…, вдруг за ночь превращает их из крайне правых в крайне левых и объявляют «иудео-коммунистами»… Особое удивление вызывает то, что и религиозное, и светское руководство еврейских общин квалифицируется таким образом, в то время как неоднократно они выступали с призывами против большевизма…». «Коммунистическое движение, – отмечается в письме, – не новое движение. Оно существует десятилетиями. Полиция знает и осужденных и подозреваемых в коммунизме, они давно арестованы и содержатся в различных лагерях» [24].

Транспортные возможности тогдашней Румынии, да еще в условиях войны, были весьма ограничены, и отправлять всех евреев вглубь страны, даже из одной прифронтовой области румынской Молдовы было непосильно для нее. Поэтому на лагерное положение евреи переводились прямо в городах проживания. В такой ситуации оказались все евреи-мужчины в возрасте 18-60 лет в г. Хушь, около 3000 в г. Галац, 1500 в г. Пятра-Нямц, сотни в Фэлтичень, Хырлэу, Васлуй и др. [25].

Следует отметить, что депортация евреев Румынии в канун и в начале войны по своим масштабам не идет ни в какое сравнение с грандиозными высылками десятков тысяч людей из западных пограничных республик и областей, включенных в состав СССР в 1939-1940 гг., проводимыми органами советской власти в первой половине июня 1941 г. Советская депортация, судя по документам, готовилась за несколько месяцев до начала военных действий на советско-германском фронте. Ее можно отнести к «плановым» мероприятиям органов НКВД и государственной безопасности, ускоренным в связи с надвигавшейся войной. В Румынии «неблагонадежными элементами», подлежащими депортации из прифронтовой зоны, были исключительно евреи. В СССР подход к отбору таковых носил классовый и политический характер. Признаны были «врагами советской власти» подлежащие высылке из Западной Украины, Западной Белоруссии, прибалтийских республик, Молдавской ССР, Черновицкой и Измаильской областей Украины в отдаленные и малообжитые районы СССР бывшие активные деятели буржуазных политических партий, бывшие помещики и зажиточные крестьяне, крупные и даже средние предприниматели, домовладельцы, бывшие русские белогвардейцы, петлюровцы, должностные лица в бывших буржуазных государствах и т. д. И в СССР, и в Румынии в условиях господства тоталитарных режимов депортации проводились без решений судов и доказательств вины ссылаемых.

Операция по высылке из Бессарабии и Северной Буковины (т. е. из Молдавской ССР, Черновицкой и Измаильской областей Украинской ССР) была проведена в ночь с 12 на 13 июня 1941 г. Согласно сводкам с мест, направленный в адрес И. Сталина; В. Молотова и Л. Берия, на 14 июня только из Бессарабии и Северной Буковины были депортированы в «телячьих» вагонах 29 839 человек (подлежали 32 423), из них арестованы 5479, административно высланы 24 360. По Молдавской ССР было намечено к высылке 19 575 человек, в том числе к аресту 5033 человек. И выселено – 14 542 человек. Изъято было 18 392 человек, из них арестовано 4517 человек. И выслано 13 875 человек. Недобор «по плану» связан с такими причинами: выбытие занесенных в списки лиц, подлежащих аресту и депортации, с постоянного места жительства, болезнь, несостоятельность «компрометирующих материалов», отмена ареста глав семей и т. д. Среди высланных не менее 2/3 составляли женщины и дети [26], их также зачисляли в потенциально опасные элементы в тылу Красной армии. Депортация в СССР, как и в Румынии, выдавалась как мера, необходимая для очищения страны от «пятой колонны» во время войны.

Депортация в Советском Союзе проводилась по-сталински. На сборы депортированным отпускалось всего два часа, растерянные люди даже не успевали захватить с собой элементарно необходимые вещи и продукты питания. Мужчин, как правило, отделяли от своих семей, разлучали матерей с сыновьями, жен с мужьями. Транспортировка высылаемых как в СССР, так и в Румынии, проводилась в бесчеловечных условиях под строгой охраной, многие погибали в пути.

Депортированные из Молдавской ССР, Черновицкой и Измаильской областей считались ссыльнопоселенцами сроком на 20 лет, и расселяли их во многих населенных пунктах Сибири, Дальнего Востока, Казахстана и т. д. [27].

Среди депортированных было и немало евреев – вчерашних предпринимателей, домовладельцев, ремесленников, людей свободных профессий и, конечно, сионистов. 12 июня 1941 г. в Черновцах, в квартире дочери, был арестован как «социально опасный элемент» лидер сионистского движения в Бессарабии Шломо Берлянд. Спустя 4 месяца он погиб в одном из лагерей ГУЛАГа в Коми АССР [28]. К сожалению, документы не позволяют установить, сколько человек среди арестованных и ссыльнопоселенцев из Бессарабии и Северной Буковины были евреями. Иногда в местах поселения при составлении списков прибывших на поселение фиксировалась профессия и национальность. В книге В. Пасата, например, приводятся такие отдельные данные по депортированным из Молдавской ССР. Так, в Нарымском округе Новосибирской области были поселены 44 врача, 187 лиц среднего медперсонала, 507 педагогов, 39 агрономов, зоотехников и ветврачей, 259 бухгалтеров, 154 инженера и техника, 511 портных и сапожников, 72 лица гуманитарных профессий (журналистов, юристов, музыкантов, художников, научных работников). У 80-ти поселенцев из Молдавии, находившихся в Ново-Заимском районе, входившем тогда в Омскую область, содержатся данные о национальности и профессиях ссыльных. Были среди них 45 евреев, 19 молдаван, 6 украинцев, 10 русских. Из 77 взрослых специальности имели только 18 человек, в том числе 3 портных, 5 учителей, 2 бухгалтера, 3 медработника, один художник, 4 садовода, остальные были без специальности [29].

И. Сталин и его окружение прекрасно знали, какую угрозу существованию еврейского народа представляет фашизм, и в силу этого даже недружелюбно относящиеся к советской власти и большевикам евреи не будут желать победы гитлеровской Германии и ее союзников в мировой войне, не станут служить «пятой колонной» в тылу Красной армии. Наличие среди ссыльнопоселенцев многих евреев говорит о том, что депортация была обусловлена не только и, возможно, не столько заботой о безопасности тыла в связи с надвигавшейся войной. Она состоялась бы в любом случае, в порядке претворения в жизнь сталинской политики «ликвидации эксплуататорских классов». После смерти И. Сталина оставшиеся в живых ссыльнопоселенцы получили разрешение вернуться в родные места но большая часть не дожила до этих дней.

К началу войны на Востоке А. Гитлер, И. Антонеску и другие фюреры фашистских государств не обладали территориями с такими суровыми климатическими условиями, какими располагал Советский Союз. Но они рассчитывали, что в результате блицкрига скоро такими территориями располагать будут. Среди разных вариантов «окончательного решения еврейского вопроса» в Европе в Берлине рассматривался и вариант переселения всех евреев в какой-то отдаленный район России. На одном из заседаний румынского правительства И. Антонеску сказал: «Немцы хотят всех жидов Европы отправить в Россию и разместить их в определенном крае» [30]. Нетрудно представить себе, какой был бы избран край для претворения гитлеровских планов геноцида. А пока сошлись на том, что терять время не следует и в ходе операций на советско-германском фронте, не откладывая на будущее, начать истребление евреев.

§ 2. Первые жертвы «этнической чистки». Резня в Скулянах

Румыния присоединилась к походу гитлеровской Германии против СССР с первого часа войны. В 4 часа 15 минут утра начальник молдавского пограничного округа генерал-майор Н. Никольский сообщил в Москву: «Начался обстрел из ручных пулеметов с румынской стороны 5-й заставы 24-го погранотряда… В 4.18 со стороны Румынии начался артиллерийский обстрел города Кагул» [31]. Немецкая и румынская авиация подвергли бомбардировке Одессу, Кишинев, Черновцы, Бельцы. Единцы, Кагул, Болград, Рени, переправы через Днестр, ряд железнодорожных станций [32].

Приказав войскам перейти р. Прут, Ион Антонеску в воззвании к народу и армии объявил войну против СССР «священной». Солдатам было сказано, что они выполняют историческую миссию «освобождения своих братьев» из Бессарабии и Северной Буковины, защищают «церковь и европейскую цивилизацию от большевизма».

Все румынские средства массовой информации в эти дни славили кондукэтора, принявшего такое «историческое» решение. Король Михай I в телеграмме, направленной И. Антонеску, находившемуся в прифронтовой зоне, выразил признательность за доставленную «радость дней былой славы». Михай Антонеску, захлебываясь от восторга, воскликнул в своем выступлении по радио: «Сегодня генерал – это страна, генерал – это наше будущее». Чтобы воодушевить на ратные подвиги сотни тысяч румынских крестьян, одетых в солдатские шинели, вице-премьер объявил, что на «завоеванных землях крестьянские руки найдут благодаря справедливым реформам должное вознаграждение за пролитую кровь во имя этих земель» [33].

В обстановке националистического угара, вызванного войной, в Румынии происходит очередной всплеск ненависти к евреям, уже давно объявленным фашистской пропагандой носителями бацилл коммунизма и агентами Советского Союза. Бывший комиссар полиции г. Яссы Гратиан Спрынчанэ впоследствии признал: «На второй день после объявления войны я заметил натянутую атмосферу вокруг еврейского населения» [34]. Она нагнеталась с каждым днем.

На второй день войны, 23 июня, на заседании румынского правительства, проходившем под председательством Михая Антонеску, последний, коснувшись вопроса румынизации и указав, что она является «национально-государственной проблемой», призванной обеспечить казне доходы, объявил о предстоящей в связи с этим переписи населения и имущества в «вызволенных» провинциях – Бессарабии и Северной Буковине. Присутствующему на заседании директору Национального статистического института Савину Мануилэ было сказано, что в этой переписи «евреи не должны фигурировать» [35].

На очередном заседании правительства, состоявшемся 25 июня, вице-премьер раскрыл скобки. «Господин генерал Антонеску, – сказал он, – находясь в Молдове (румынской – И. Л.), решил уже сейчас удалить всех евреев из сельских населенных пунктов Молдовы (румынской – И. Л.), Бессарабии и Буковины. В Молдове эта мера уже начала претворяться». Дабы с уходом евреев вся коммерческая жизнь не оказалась «парализованной», М. Антонеску потребовал от министров тотчас же приступить к ее организации [36].

Тем временем вдоль всей советско-румынской границы, в соответствии со стратегическими планами немецкого командования, велись бои местного значения. В письме Гитлера от 18 июня 1941 г., адресованном И. Антонеску, перед немецкими и румынским войсками на бессарабском участке фронта первоначально ставилась задача оборонять территорию Румынии от «вторжения русских сил» и нефтеносный район Плоешты от налетов советской авиации, «создать предмостные укрепления на восточном берегу Прута», а по мере продвижения немецких войск в Галиции и отступления советских в междуречье Прута и Днестра организовать преследование противника и последовательными атаками, поддержанными авиацией, воспрепятствовать организованному отходу Красной армии за Днестр, содействовать ее уничтожению [37].

Действуя в рамках поставленной задачи, в первые дни войны немецкие и румынские войска, расположенные вдоль пограничной реки Прут, стремились завладеть мостами, соединяющими оба берега реки, создать на ее левобережье плацдармы для последующего наступления. Особенно упорные бои завязались у переправ в районе г. Кагул и с. Стояновка, у железнодорожных мостов в Унгенах и Липканах, а также вблизи молдавских населенных пунктов Скулень, Коту Морий, Горешть, Бранешть, Кухнешть, Калмацуй, Богданешть [38]. Жители приграничных городов и сел сразу ощутили на себе последствия артиллерийских и минометных обстрелов и ружейно-пулеметного огня, многие стали покидать свои дома и удаляться от границы. Житель молдавского местечка Липканы, с преимущественно еврейским населением, Лейзер Зингер вспоминал: «22 июня 1941 года. Шесть часов утра. Местечко Липканы горит. Пожар будет бушевать в течение трех суток. В огне горит родина Элиезера Штейнбарга, Моше Альтмана, Якоба Штейнбарга и других известных представителей еврейской культуры. Жители покидают горящий поселок. Кто пешком, кто на подводе, кто с плачущими детьми на руках. Некоторые толкают впереди себя коляски с нехитрым скарбом. Все держат путь на Бричаны» (в то время местечко, большая часть его жителей были евреями) [39].

В Бессарабии и Северной Буковине, ставшими советскими только год назад, местное население неоднозначно восприняло начало войны. Те его слои, которые пострадали от советской власти, утратили свое прежнее социальное положение в обществе, лишились частично или полностью своего богатства (даже кое-кто из евреев), родные и близкие которых были депортированы большевиками, с надеждой ждали возвращения румынской администрации. Абсолютное большинство румын – жителей Черновицкой области, та часть молдаван Бессарабии и Северной Буковины, в первую очередь интеллигенция, которая считала себя ветвью единой румынской нации, восприняла приход румынской армии как освобождение от русской оккупации и воссоединение этих провинций с родиной. С чувством удовлетворения встретили весть о нападении Гсрмании и ее союзников на СССР замаскированные бывшие железногвардейцы, кузисты и члены других румынских правых партий, русские белогвардейцы, петлюровцы. В Черновицкой области и кое-где на севере Молдавской ССР зашевелились украинские националисты, бандеровцы, мельниковцы и др. Последние в их стремлении добиться «самостийности» Украины первое время делали ставку на благосклонность гитлеровской Германии. К притязаниям Румынии на Черновицкую область Организация украинских националистов (ОУН) относилась крайне враждебно. Из этой разношерстной, но в целом враждебной советской власти части населения кое-где в Бессарабии и Северной Буковине создавались вооруженные отряды, предпринимавшие вылазки против Красной армии и советской администрации.

Часть населения Бессарабии и Северной Буковины пассивно отнеслась к известию о начале войны, заняла выжидательную позицию, большая же часть – рабочие, крестьяне, получившие пусть и небольшие наделы земли при советской власти, многие служащие и работники интеллектуального труда, все, испытавшие в 1918-1940 гг. при румынской администрации социальный и политический гнет, с гневом и возмущением встретили нападение гитлеровской Германии и ее союзников на Советский Союз и проявили готовность встать на борьбу с фашизмом, оказывать помощь Красной армии. К ним относились, в первую очередь, евреи, для которых нашествие фашистских армий представляло смертельную опасность. Многие не понаслышке знали об этом, стали ощущать «прелести» фашизма еще при румынском правительстве Гоги-Кузы, кое-кто испытал их на себе при репатриации из Румынии летом 1940 г. О зверствах гитлеровцев по отношению к евреям рассказывали беженцы из Польши, Чехословакии и Австрии, нашедшие убежище особенно в Буковине, кое-где и в Бессарабии. Тревожные известия поступали в Бессарабию и Северную Буковину о положении евреев в Румынии после прихода к власти в этой стране военно-легионерского правительства во главе с генералом И. Антонеску. Средства массовой информации СССР после заключения Пакта о ненападении с Германией в августе 1939 г. во имя советско-германской «дружбы» не распространялись о бесчинствах гитлеровцев в оккупированных ими странах Европы. Но по различным каналам слухи о них доходили до жителей Советского Союза, особенно его европейской части. Несмотря на то, что сталинские репрессии в 1940-1941 гг. основательно коснулись евреев Бессарабии и Северной Буковины, были арестованы и отправлены в сибирские лагеря многие участники сионистского движения и активисты других местных довоенных еврейских общественных организаций, журналисты, писатели, владельцы промышленных и торговых предприятий [40], среди основной массы еврейства этих областей царила атмосфера оптимизма, вера, что с агрессивным антисемитизмом в этих краях покончено, тем более, что существовал даже закон о наказании за проявление юдофобства.

В то время как их соплеменники в Румынии подвергались гонениям со стороны фашистских властей, в Бессарабии и Северной Буковине евреи принимались без ограничений на работу (последние коснулись лишь выходцев из буржуазии), для молодежи открылся свободный доступ в высшие и средние специальные учебные заведения и т. д. Вот почему, когда гитлеровская Германия и ее союзники начали войну против Советского Союза, евреи Молдавской ССР, Черновицкой и Измаильской областей Украины, как и все советские евреи, включились в борьбу против фашизма.

На митингах и собраниях, прошедших повсеместно в первые дни войны, они, как и люди других национальностей, осуждали фашистскую агрессию. В коллективном обращении интеллигенции Молдавской ССР к работникам культуры и науки с призывом выступить на защиту страны стояли и имена писателей-евреев Л. Барского, Л. Коренфельда (Корняну), Л. Гликмана (Деляну), Д. Фиксмана (Ветрова) и др. [41].

В соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации военнообязанных 1905-1908 гг. рождения в армию, были мобилизованы и тысячи евреев Бессарабии и Северной Буковины, приписанные, в основном, к частям 9-й и 18-й советских армий, оборонявшим участок фронта вдоль Прута и Дуная. Некоторые из них с первых дней войны оказались на передовых позициях. Большая же часть, прошедшая армейскую службу при румынской администрации или вообще не обученная, направлялась в дорожно-эксплуатационные части, в фортификационные батальоны, рыла окопы и противотанковые рвы, ремонтировала железные и шоссейные дороги, поврежденные налетами вражеской авиацией и артиллерией и т. д. В своих политдонесениях политорганы частей и соединений советских войск, приводя примеры решимости бойцов и командиров сражаться до конца с противником, называют также имена евреев из Бессарабии и Северной Буковины. В политдонесении от 25 июня 1941 г. 95-й стрелковой дивизии, именуемой еще Молдавской, цитируются слова солдата 3-го батальона 134-го гаубично-артиллерийского полка Л.П. Доновец, заявившего: «Мы, бессарабцы, крепко будем драться за свою родину» [42]. Рассматривая войну с гитлеровской Германией и ее союзниками как войну антифашистскую, многие евреи выражали уверенность, что в конечном счете нацисты потерпят крах. По этому поводу в донесении 35-го стрелкового корпуса от 5 июля 1941 г. читаем: «…бессарабец тов. Гершковец оценивает войну советского народа с фашизмом как решительную схватку, в которой фашизм обретет себе смерть» [43]. В этом же политдонесении приводятся слова на митинге бойца 2-й роты 31-го дорожно-эксплуатационного полка еврея-бессарабца М.М. Гинейзера: «Сейчас румынские бояре и немецкие озверелые фашисты вновь хотят поработить бессарабский народ. Но этому не бывать. Все как один поднимемся на защиту Родины» [44].

Многие евреи сами приходили в военные комиссариаты с просьбой отправить их на фронт. Газета 9-й армии «Защитник Родины» приводила такой пример: «В Чадыр-Лунгский районный военкомат (Молдавской ССР – И. Л.) обратились с заявлениями два брата Бротманы. «Мы еще молоды, но горим желанием с оружием в руках защищать родную землю от фашистских варваров, – писали они. – Просим зачислить нас в действующую армию». Желание братьев было удовлетворено. А тем временем их отец, мастер-закройщик местной артели, организовал бригаду, которая после окончания рабочего дня на производстве выходила на строительство дороги [45].

Среди добровольцев были люди разных возрастов и профессий. «Прошу послать меня на фронт», – писала в своем заявлении студентка педагогического училища Сара Цимерман [46]. С подобной просьбой обращались не только молодые, но и пожилые люди. Механик из Тирасполя Зельман Менделевич Дратва, участник гражданской войны, явился в городской военкомат с заявлением, в котором говорилось: «Я не могу оставаться дома. Мой долг встать на защиту Родины» [47]. В Оргеевский военный комиссариат пришел с просьбой отправить его на фронт 70-летний рабочий А. Шапочник, заявивший: «Я чувствую себя еще в силе защищать страну от варварского нашествия фашистов». В этом же военкомате добровольцами записались евреи И. Гельбух, Л. Винницкий, Я. Менос и др. [48].

Формы помощи фронту со стороны местных евреев были разнообразны. Они днем и ночью, не считаясь со временем, трудились на фабриках и заводах, в артелях промкооперации и государственных учреждениях, евреи-медики без отдыха лечили раненых с фронта, аптечные работники создали на своих рабочих местах круглосуточные посты первой медицинской помощи больным и пострадавшим от бомбежек, многие сдавали кровь для раненых, вносили свои сбережения в фонд обороны страны [49].

Тем временем на советско-румынской границе, как на правом, так и на левом берегу р. Прут, появились первые жертвы фашистского геноцида. В румынском пограничном городке Сирет (уезд Рэдэуць) были расквартированы части 7-й румынской пехотной дивизии генерала О. Ставрата (в мае 1943 г. он заменил на посту губернатора Бессарабии генерала К. Войкулеску). Претором дивизии был доверенное лицо Ставрата майор Г. Вартик, известный юдофоб, человек с садистскими наклонностями. Он говорил своим подчиненным: «К евреям не следует проявлять жалость, они предатели нации». Пока дивизия готовилась к наступлению и решению «еврейского вопроса» в Северной Буковине и Бессарабии, молодчики-антисемиты решили поупражняться над местными евреями, среди которых было немало верующих из хасидских династий Садагуры и Вижницы. Из числа хасидов были отобраны первые жертвы. 80 пожилых евреев в хасидском одеянии были приведены в штаб, в присутствии генерала О. Ставрата и майора Г. Вартика были объявлены шпионами, атаковавшими румынскую армию, и без суда и следствия отведены к мосту через р. Сирет и расстреляны. Остальных евреев Сирета пешком погнали в село Дориешть, находящееся в двенадцати километрах от местечка. Не имевшие сил идти старики, инвалиды, несколько женщин, взявших на себя заботу об этих беспомощных людях, были отведены в долину неподалеку от Сирета; женщины подверглись надругательствам со стороны солдат, а остальных в тот же день расстреляли в присутствии жителей Сирета, специально собранных к месту казни [50].

В Бессарабии первыми жертвами стали евреи пограничного молдавского местечка Скулень (Скуляны) на левом берегу реки Прут. Фашистское командование придавало особое значение созданию здесь мощного плацдарма для последующего наступления в сторону Днестра и преодоления на этом пути обороны советских войск в лесистохолмистой местности у с. Корнешть. Уже на рассвете 22 июня 1941 г. под прикрытием артиллерийского и минометного огня в район Скулень переправились 2 батальона 305-го немецкого пехотного полка и один батальон 6-го румынского егерского полка из состава 14-й пехотной дивизии, временно переданной в распоряжение немецкого командования. В своих показаниях румынским следственным органам в 1947 г. подполковник Ромулус Мурешану заявил, что, по имеющейся у него информации, некоторые офицеры 6-го егерского пола сами напросились на участие в боях за Скулень, чтобы «отомстить евреям местечка», якобы «оскорбившим их» во время отхода румынских войск из Бессарабии в конце июня – начале июля 1940 г. после получения Румынией советского ультиматума [51].

Когда румынским и немецким войскам удалось захватить Скулень и продвинуться вглубь территории на 5 километров, началась охота за евреями. Чудом оставшаяся в живых Бруха Табакман, одна из четырех сестер, впоследствии рассказала: «Вступив в Скуляны, румыно-немецкие войска стали расстреливать из пулемета еврейское население. Мать и отца, страдавшего сердцем, вывели из дома, он тут же скончался на руках своей жены». Лейка Списел вспоминала, как ее отца вытащили из погреба, где он спрятался, и убили [52].

Фашистским войскам не удалось развить успех и закрепиться на плацдарме. Подразделения 591-го советского стрелкового полка и 4-й комендатуры 24-го пограничного отряда при поддержке артиллерии отбросили противника на исходные позиции. Согласно советским архивным источникам, только за один день боев 23 июня противник оставил на поле боя около 350 своих солдат и офицеров [53]. Воспользовавшись отступлением фашистских войск на исходные позиции, какая-то часть скулянских евреев, бросив свои дома и имущество, ушла в соседние села.

Ожесточенные бои продолжались несколько дней, Скулень оказывались то в одних, то в других руках. Подтянувшим свежие силы немецким и румынским войскам в конечном счете удалось оккупировать местечко. Но потери были чрезмерно большими, и пришлось их как-то объяснять. В ход была пущена версия о «подлых» поступках жителей Скулень, нацеливших своими наводками советскую артиллерию на скопление немецких и румынских войск. Для пущей убедительности этой версии командир 305-го полка немецкий полковник Бекк распорядился выселить все оставшееся гражданское население из Скулень, переправить его на правый, румынский берег Прута, что тотчас же было сделано [54].

А дальше произошло следующее. Командир 6-го румынского полка полковник Емил Матиеш поручил своим офицерам по связям с немецким командованием капитану Иону Стихи и сублокотененту (младшему лейтенанту) Еуджениу Михэйлеску «разобраться» с жителями Скулень. Оба офицера, уроженцы этих мест, были хорошо известны в полку как ярые антисемиты, принадлежавшие до войны к фашистской террористической «Железной гвардии» – агентуре гитлеровцев в Румынии. Е. Михэйлеску был студентом теологического факультета Ясского университета, известного рассадника воинствующего юдофобства, а его отец до прихода советской власти в Бессарабию занимал ответственный пост в примарии (мэрии) м. Скулень, примыкал к «Железной гвардии» и еще отличался жаждой к деньгам [55]. Кандидатуры для «расследования» явно были отобраны не случайно. Бывший секретарь в роте под командованием капитана Стихи Петря Гуруш свидетельствовал, что его командир и Михэйлеску еще в ходе боев на плацдарме распространяли слухи о том, что немецкие и румынские части «при паническом отступлении были встречены огнем гражданских лиц из Скулень», и даже один румынский лейтенант был ранен в ногу выстрелом еврея, который тут же был уничтожен. «Лично он, – добавил Гуруш, – с командного пункта не мог точно определить, стреляли они в самих Скулень или на плацдарме, но ему доподлинно известно, что после отступления с предместного укрепления гражданское население было целиком эвакуировано из Скулень, а именно евреи», и проводилась эта акция под руководством Стихи и Михэйлеску «силами командной роты и роты егерей» [56]. Это произошло 27 июня 1941 г.

На румынском берегу Прута жителей-христиан из Скулень отделили от евреев и отправили для размещения в селах Курлиг и Капоу (пригород г. Яссы). К операции по отбору был привлечен бывший при румынской власти примар (руководитель мэрии) Скулень Георге Чимпоешу, уж он-то безошибочно знал, кто является евреем, а кто нет [57]. После этой «сортировки» всех евреев погнали к местности, известной в народе под названием «Стынка (скала) Росновану». Здесь Стихи и Михэйлеску не стали себя утруждать поисками «преступников», якобы стрелявших в спину румынским и немецким солдатам, искать у евреев оружие, патроны и другие вещественные доказательства их «враждебной» деятельности. Уж они-то прекрасно знали надуманность обвинений. Отобрав 40 евреев-мужчин, они заставили их копать большие ямы. Перед расстрелом у обреченных были отобраны все ценные предметы, деньги и т. д. При этом, по рассказам румынского полковника М. Исэческу, многие были изувечены стараниями солдата Иона Епуре, мясника из Бухареста [58]. Очевидец расправы над евреями Препелица Андроник, старшина роты под командованием капитана Стихи, сообщил: «Расстрел евреев у Стынка Росновану производили капитан Стихи, сублокотенент Михэйлеску и старший сержант Михайлов Василе. Уточняю, у пулемета находился старший сержант Михайлов Василе, а капитан Стихи и сублокотенент Михэйлеску держали в руках по автомату. Евреи были построены перед ними в три колонны в форме треугольника, мужчины, женщины, дети вперемешку. Стреляли в евреев все трое вышеназванные. Я это наблюдал лично» [59]. Другой свидетель казни, крестьянин села Кырпець, к вышеприведенному добавил: трупы были сброшены в четыре ямы, места трех он не знает, они находятся «в долине, у подножия горы, на расстоянии примерно 12-ти км от Ясс, вблизи села Кырпець», четвертую яму вырыли у дороги, которая со временем была ликвидирована, и сейчас указать ее место не может. После расстрела упомянутый Георге Чимпоешу в сопровождении некой Барликонски занялся присвоением одежды и других предметов, найденных у убитых [60].

Не все евреи из Скулень, переправленные на правый берег Прута, были уничтожены, и не все румынские офицеры, унтер-офицеры и солдаты были извергами. Упомянутая Лейка Списел рассказала: «Маму, меня и двух моих племянниц, Полю и Софу Курзман из Бэлць, приехавших погостить к бабушке, подняли и отправили в лагерь. 18 человек в сопровождении солдат погнали в направлении Ясс. В пути солдаты, охранявшие нас, стали говорить между собой: «надо избавиться от жидов». Повели нас к пшеничному полю и построили для расстрела. Моя племянница Софа, 6-летнего возраста, шагнула вперед перед строем и, обратившись к офицеру, сказала: «Я хочу еще жить, хочу видеть свою маму и своего папу». Офицеру стало жалко нас, так мы все спаслись, нас повели в Яссы и передали еврейской общине, которая разместила нас в приюте для стариков». В рапорте Ясской префектуры от 2 июля 1941 г. отмечается: «28 июня с. г. примерно 60 евреев из числа эвакуированных немцами из местечка Скулень (Бессарабия) были расстреляны у села Стынэ капитаном Стихи из какого-то пехотного полка. На предложение претора о передаче ему этих евреев для эвакуации их в тыл указанный капитан заявил, что у него приказ германского военного командования расстрелять их по причине того, что ими совершены акты саботажа» [61].

Как выяснилось позже, какой-то части евреев Скулень удалось спрятаться и избежать расстрела у Стынка Росновану, но ненадолго. Когда фронт продвинулся на восток, румынская администрация обосновалась в местечке, и за дело взялись жандармы во главе с шефом поста Дабижей. Он собрал 27 евреев, в том числе женщин и детей, в ночное время расстрелял их, а трупы велел сбросить в реку Прут [62].

Когда закончилась война, по ходатайству еврейской общины г. Яссы, 1 сентября 1945 г. специально созданная компетентная комиссия производила эксгумацию останков расстрелянных евреев м. Скулень. Из трех ям (каждая яма в длину имела 6 м, в ширину – 3,5 м, в глубину – 1,5-1,7 м) были извлечены сброшенные в беспорядке останки 311 расстрелянных евреев, в том числе детей в возрасте от года до 6-ти лет – 19, от 6-ти до 12-ти – 19, от 12-ти до 18-ти – 46, женщин – 91. В одной из ям были обнаружены трупы в застывшей позе: дети, охватившие ручонками шеи своих матерей. Медико-юридическая экспертиза установила: у многих убитых пробиты черепа, поломаны ребра, кости рук и ног и т. д., что свидетельствовало о применении палачами зверских методов умерщвления своих жертв [63].

Среди привлеченных к ответственности румынских военных преступников на скамье подсудимых оказались и некоторые организаторы и исполнители резни у Стынка Росновану. Не было среди них одного из главных исполнителей злодейства – капитана И. Стихи, погибшего на фронте 2 сентября 1941 г. [64]. Пользуясь тем, что рядом с ним не находился гитлеровский полковник Бекк, явно приложивший руку к истреблению евреев, бывший командир 6-го егерского полка подсудимый Ермил Матиеш, стремясь уйти от личной ответственности за содеянное, все сваливал на командование 305-го немецкого полка. Но подвели его свидетели-однополчане и, главным образом, собственноручно подписанные в свое время Е. Матиешом документы, в которых полковник явно решил застолбить для истории версию о враждебных акциях евреев против румынских войск и немецких союзников и на случай каких-нибудь осложнений иметь в военных архивах свидетельства с оправданием преступных действий. 20 июля 1941 г. за № 8631 Е. Матиеш направил командованию 14-й пехотной дивизии, в состав которой входил возглавляемый им 6-й егерский полк, письмо следующего содержания: «С момента объявления войны и до сего дня полк сильно страдал от саботажных действий евреев. В Скулень, когда полк находился на передовой, все время из м. Скулень они сигнализировали русским; в результате все принятые нами меры оперативного характера были сведены на нет русской артиллерией. Более того, были офицеры, унтер-офицеры и солдаты, которые вместо того, чтобы гибнуть, выполняя свой долг, были подло убиты евреями, стрелявшими им в спину из своих домов и садов. Чтобы предупредить подобные случаи, я приказал капитану Стихи Иоану, офицеру-информатору, арестовать и расстрелять всех подозрительных евреев из Скулень» [65]. «Подозрительными», как отмечалось выше, оказались все евреи местечка, в том числе маленькие дети; Последняя фраза этого послания звучала: «Все расстрелы, произведенные личным составом (полка – И. Л.), мотивируются также их соответствием приказам свыше».

Здесь уместно сказать, что «приказы свыше», или «специальные приказы», как они еще именуются в ряде документов, касались массового истребления евреев, и с целью сокрытия от истории их преступного характера, они, как правило, доводились до командного состава соединений и частей устно, и то не всем. Некоторые офицеры, прежде чем приступить к ликвидации евреев, то ли в целях самостраховки, то ли по другим причинам, требовали от своих непосредственных начальников письменных распоряжений. Приступая к выполнению «приказов свыше», военачальник из соображений той же самостраховки старался на всякий случай оправдать свои преступные действия, приписывая евреям всякие придуманные «враждебные действия», направленные против румынской или немецкой армий. Этот прием прослеживается во многих документах (донесениях, отчетах и т. д.) фашистских карательных органов, как румынских, так и немецких. Когда в силу ряда обстоятельств «специальные приказы» приходилось сообщать письменно, то подписавший документ высокопоставленный чиновник обычно в преамбуле отмечал: «по приказу Иона Антонеску, главы государства…». Этим самым, во-первых, подчеркивалось, что приказ подлежит неуклонному выполнению, во-вторых, подписавший и рассылавший его как бы подчеркивал, что он не несет ответственности за его преступное содержание.

Вряд ли, судя по реакции, содержащаяся в письме полковника Е. Матиеша от 20 июля 1941 г. ссылка на секретные «приказы свыше», на основе которых производились расстрелы евреев, вызвала восторг у командира 14-й дивизии генерала Г. Ставреску. Последний не в меньшей мере, чем Е. Матиеш, желал застраховать себя в будущем от возможных неожиданных неприятностей, учитывая, что приказы о геноциде чаще передавались устно. Получив письмо Е. Матиеша, командование дивизии сделало вид, что ничего не знает, и инсценировало «расследование» происшедшего у Стынка Росновану. 30 июля оно направило Е. Матиешу приказ № 66 с требованием разъяснить действия капитана И. Стихи. Рассерженный полковник написал на полученной бумаге: «…Ответ на этот вопрос уже был дан. Удивляет, что возвращаемся к нему». Мол, и без того известно, что участники боев у Скулень «так много настрадались от жидов, оставшихся в этом местечке, и поэтому были расстреляны по приказу сверху» [66].

В официальном ответе на приказ дивизии № 66 от 30 июля 1941 г. Е. Матиеш не только взял под защиту действия капитана И. Стихи, но даже посчитал, что примененная по отношению к евреям мера была даже «очень слабой, ибо эти жиды осмелились стрелять и совершать акты саботажа против румынской армии, в результате погибло много воинов, которых можно было спасти. Капитан Стихи, – сказано далее, – по моему приказу и в соответствии с приказами сверху расстрелял этих мерзавцев…» [67]. Полковник предлагал больше «никакого внимания» этому вопросу не уделять. Там, по-видимому, решили «расследование» прекратить.

Нельзя не отметить, что никто из допрошенных бывших офицеров, унтер-офицеров и солдат 6-го егерского полка при объяснении причин больших потерь немецких и румынских войск даже не намекал на официальную версию о «враждебных» вылазках евреев. Тогдашний командир разведроты полка капитан Михай Исэческу был убежден, что причиной больших потерь полка в боях за Скулень явилось «некомпетентное руководство» операцией Е. Матиешом, он же «стимулировал садистские и криминальные инстинкты капитана Стихи». Главным же побудителем казней явилось стремление Е. Матиеша и И. Стихи присвоить себе еврейские драгоценности и деньги, даже на этой почве, как свидетельствовали очевидцы, при дележе добычи произошел конфликт между полковником и супругой капитана И. Стихи во время отдыха полка в г. Бэлць [68]. Элемент наживы, конечно, всегда присутствовал при казни евреев, но главной причиной их истребления были установки фашистских правителей о «решении еврейского вопроса» любыми способами. Без их приказа, утверждали в один голос все допрошенные свидетели, никто не взял бы на себя ответственность за массовые казни евреев. Резня у Стынка Росновану – первое на этом участке фронта конкретное претворение в жизнь объявленной политики «этнической чистки» [69].

§ 3. Кровавые дни в Яссах

В дни, когда у Стынка Росновану проводилась расправа над евреями из молдавского местечка Скулень, в Яссах, втором по значению городе в довоенной Румынии, назревал страшный погром, жертвами которого стали на сей раз даже не сотни, а тысячи евреев.

О Ясском погроме писали многие авторы. Но даже очевидцы событий излагают их по-разному. И уж совсем разные точки зрения можно встретить в толкованиях происшедшего, в объяснении причин и целей погрома, в определении его организаторов, виновников, числа жертв и т. д.

В дни погрома фашистские власти распространили свою версию о причинах кровавой расправы над ясскими евреями. Согласно этой версии, погром явился стихийной и справедливой реакцией разгневанных немецких и румынских солдат и офицеров, отдельных полицейских, жандармов и части гражданского населения на враждебные действия местных евреев, причинивших большие людские и материальные потери городу и его жителям. Мол, во время налета советской авиации 24 и 26 июня 1941 г. евреи своими наводящими сигналами указывали противнику объекты для нанесения по ним ударов, прятали у себя сбитых вражеских летчиков, шпионов и диверсантов, вместе с последними даже устраивали нападения на колонны румынских и немецких войск, следовавших через город на фронт.

В 1945 г., сразу после окончания войны, когда живы были еще многие, пережившие погром, журналист Мариус Мирку на основе собранных им фактов показал лживость фашистской версии погрома [70]. Расследования судебными органами Румынии в 1945-1947 гг. обстоятельств, связанных с уничтожением евреев у Стынка Росновану и в ходе Ясского погрома, привели на скамью подсудимых группу румынских военных, жандармов и полицейских, приговоренных ко многим годам тюремного заключения за массовое уничтожение безвинных людей. М. Карп, собрав и опубликовав в «Черной книге» документы (доклады, донесения, приказы и т. д.), исходившие от фашистских властей, выдержки из следственных материалов, показания свидетелей и людей, переживших резню, проследил день за днем ход подготовки и развертывания погрома и депортацию ясских евреев. В книге утверждается, что погром «не был случайным взрывом», «инициатива, кажется, была немецкая, но с самого начала была воспринята и одобрена авторитетными и ответственными румынскими органами» [71]. Что касается высшего руководства страны, то есть генерала Иона Антонеску и его заместителя по правительству Михая Антонеску, то, сказано в книге, «не удалось узнать, была ли и в какой мере криминальная инициатива им доложена и в какой степени одобрена ими», но автор склоняется больше к мысли, что они были осведомлены о том, что замышлялось и творилось в Яссах [72].

В последующие годы источниковая база данных истории Ясского погрома обогатилась изданием новых документов и материалов в упомянутом сборнике «Документы относительно судьбы румынского еврейства во время Холокоста» и однотомнике «Мученичество евреев в Румынии. 1940-1944. Документы и свидетельства». Во «Введении» однотомника исследователь Лия Бенжамин пишет: «В городе Яссы румынские военные власти затеяли погром, который по своему масштабу во многом превзошел легионерский погром в Бухаресте» [73] (имеется в виду 21-23 января 1941 г.-И. Л.). Главный раввин Румынии в годы военно-фашистской диктатуры А. Шафран в своих мемуарах утверждает: «Погром «в тот день» был организован и осуществлен румынской армией и гражданскими властями в сообщничестве и с помощью присутствующих в городе германских частей» [74].

Румынский исследователь Раду Флориан считает, что «нельзя ставить под сомнение причастность Антонеску ко всем этим бойням». Он прямо пишет о его личной ответственности за погром. Автор с явной иронией относится к высказыванию маршала на процессе в 1946 г. о том, что он ничего не знал о творившемся в Яссах в последних числах июня 1941 г. Раду Флориан отмечает участие в погроме головорезов из пресловутых айнзацгрупп, переодетых в мундиры «строителей» из организации Тодт, к которым присоединились румынские солдаты и полицейские. В этом плане ясская бойня была первым опытом «использования методов истребления еврейского населения» айнзац-группами и примкнувшими к ним румынскими войсками и железногвардейцами, методов, впоследствии примененных в Бессарабии и Транснистрии, особенно в Одессе. Р. Флориан относит версию о враждебных актах ясских евреев против румыно-немецких союзных войск к выдумкам фашистских властей [75].

Значительное место истории Ясского погрома уделяет в своих работах о Холокосте Раду Иоанид. Он возлагает ответственность за погром непосредственно в городе Яссы на румынские и немецкие власти, а за уничтожение евреев в «поездах смерти» исключительно на румын. Он подчеркивает, что погром заранее готовился румынскими и немецкими спецслужбами с привлечением легионерских банд [76].

Наиболее обстоятельно на основе документов история Ясского погрома рассмотрена израильским историком Ж. Анчелом. Приводя приказы кондукэтора, Ж. Анчел заключил: «инициатор погрома сам Антонеску», «подстрекателем к погрому явилось верховное командование румынской армии», а «главным организатором его был второй отдел Генерального штаба, который опирался на секретный приказ Антонеску, отданный генералу Штефля 19 июня 1941 г.» [77].

Предпринятый в «эпоху Чаушеску» пересмотр истории страны с «патриотических позиций» коснулся и трактовки Ясского погрома. Сам Н. Чаушеску по этому поводу утверждал: «Сразу после развязывания антисоветской войны была разработана подлинная программа, направленная против антифашистских сил, в ходе которой в Яссах были убиты более 2000 человек» [78]. В этой хитроумной фразе скрыт расистский, антисемитский характер погрома, а истинное число его жертв, по самым скромным подсчетам, уменьшено в три и более раза.

В 1978 г. вышла в свет книга румынских авторов А. Карецки и М. Ковач «Кровавые дни в Яссах. 28-30 июня 1941» [79]. Они осуждают кровавую акцию фашистов и не скрывают, что жертвами погрома были евреи. В то время как власти военно-фашистской диктатуры утверждали, что румынский народ с одобрением воспринял погром, А. Карецки и М. Ковач направили свои усилия на то, чтобы показать непричастность и неодобрение румынским народом резни в Яссах, инициаторами и исполнителями которой, в их трактовке, были немцы. К ним примкнуло небольшое число их пособников из железногвардейцев, а также отдельные недисциплинированные румынские солдаты, действовавшие по собственной инициативе и в нарушение приказов своих начальников, стремившихся якобы погасить погром. В изображении А. Карецки и М. Ковач генерал Ставреску, полковник Лупу, подполковник Кирилович и др., признанные на суде виновниками погрома, в действительности якобы прилагали усилия к тому, чтобы спасти ясских евреев от гибели.

В посткоммунистической Румынии в ходе кампании по реабилитации И. Антонеску и оправданию его антисемитской политики возрождаются старые небылицы времен военно-фашистской диктатуры, смысл которых сводится к возложению вины за резню на самих евреев. Вот лишь один из многочисленных примеров такой трактовки. В книге Валериу-Флорина Добринеску и Иона Константина «Бессарабия в годы Второй мировой войны (1939-1947)», изданной в Яссах, со ссылками на «авторитет» своих коллег по перу (А. Дуцу, М. Ретенган, И. Хлихор) безапелляционно заявляется: «Во время развертывания первой фазы войны по освобождению Бессарабии и Северной Буковины в Яссах имела место серия драматических событий. Советские агенты, в большинстве случаев из числа евреев, которые «репатриировались» летом 1940 г. в Бессарабию, были сброшены с парашютами в тылу фронта, в том числе в столицу Молдовы (речь идет о Яссах – И. Л.) в целях совершения террористических актов и беспорядков в тылу. Такая акция была совершена 29 и 30 июня 1941 г. против немецких и румынских войск, которые направлялись на фронт. В результате событий в Яссах умерли примерно 3000 человек, большинство евреев. Генерал Антонеску, который находился на фронте на юге Молдовы, отрекся от резни, совершенной в Яссах немецкой СС в сообщничестве с некоторыми легионерскими элементами» [80].

Комментарии излишни. Даже самые ярые советские проводники принципа «партийности» в науке не позволили бы себе так бесцеремонно игнорировать факты и тенденциозно излагать историю. Это заставляет нас вернуться к событиям, связанным с Ясским погромом, определить цель его организации, роль, которую он выполнил перед началом массового истребления евреев в Бессарабии, Северной Буковине и Транснистрии.

С первого дня войны Яссы стали прифронтовым городом, до линии фронта на реке Прут было 15-16 км. Здесь скопилось большое количество немецких и румынских войск, в близлежащем от города селе Струнга находился штаб 11-й немецкой армии под командованием генерала фон Шоберта. В самих Яссах, в здании педагогического училища «Василе Лупу», размещался штаб 30-го немецкого армейского корпуса генерала Ганса фон Салмута, в городе были расквартированы 198-я пехотная дивизия вермахта, саперный батальон, эсэсовская часть и группировка военно-строительной организации Тодт.

Яссы входили в оперативную зону 14-й румынской пехотной дивизии генерала Георге Ставреску, штаб ее размещался в пригороде Копоу, перед самым началом войны дивизия в оперативном отношении была подчинена командованию 30-го армейского корпуса немцев. В окрестностях Ясс была дислоцирована в эти дни и 13-я румынская пехотная дивизия. Для поддержания внутреннего порядка в городе была выделена рота 13-го румынского полка, батальон жандармов из 300 человек, а также значительные полицейские силы: 400 местных полицаев и городовых (gardieni publici), а также 230 полицаев из других мест, ожидавших направления в Бессарабию и Северную Буковину после «вызволения» этих провинций [81]. Для охраны порядка в городе гитлеровцы создали свои полицейские отряды и комендатуру во главе с капитаном Хоффманом. Немецкие патрули днем и ночью шастали по улицам Ясс.

В Яссах орудовали многочисленные агенты секретных служб гитлеровской Германии: гестапо (Geheimestaadtpolitzei), службы безопасности (Sicherheitsdienst), секретной полевой военной полиции (Geheimfeldspolitzei), военной разведки (Abver). Они поддерживали тесную связь с румынскими секретными службами: секретной полицией (сигуранца), 2-м отделом (контрразведка и разведка) Генштаба армии и его соответствующими отделами в соединениях и частях армии, Специальной службой информации (ССИ). Последняя была создана в завершающие годы правления короля Кароля II и подчинялась королевскому двору, выполняя функции слежки за оппозиционными режиму королевской диктатуры партиями, движениями, политическими деятелями, а также за настроениями национальных меньшинств. С приходом к власти генерала И. Антонеску ССИ стала глазами и ушами кондукэтора и числилась органом при Президиуме Совета Министров Румынии, ее штат и функции заметно расширились, ее отделения были и в провинциях. Возглавлял эту зловещую организацию Еуджен Кристеску. Перед началом войны по указанию И. Антонеску руководство ССИ выделило из своего состава около 160 «самых достойных, смелых и доверенных» сотрудников и создало так называемый 1-й Оперативный эшелон с задачей действовать непосредственно в прифронтовой полосе с целью предупреждения актов саботажа, шпионажа и диверсий в тылу действующей армии, организации и проведения шпионской и диверсионной деятельности в тылу противника, а также выполнения других секретных миссий, о которых речь пойдет дальше. В ССИ была учреждена специальная секция «Г» (Германия), возглавляемая подполковником К. Ионеску-Микандру, охарактеризованным своими сослуживцами как «преданный немцам». К секции «Г» был прикомандирован для связи и сотрудничества майор абвера Герман фон Странски (контактирующие с ним сотрудники ССИ по-свойски называли его Сандуле). По некоторым сведениям, он являлся племянником министра иностранных дел Германии И. Риббентропа. Его жена была немкой из румынского города Галац [82].

Румынские секретные службы снабжали своих германских коллег сведениями о политических настроениях в стране, всякими другими данными и т. д. Но гитлеровцы не ограничивались этим. Они создавали свою собственную агентуру из местных граждан, в первую очередь, из числа легионеров, своих верных единомышленников и прислужников. Е. Кристеску впоследствии говорил: «Румынская группа была образована из старых антисемитских элементов Ясс – агентов подпольных немецких информационных служб», возглавлял ее «некий Маринеску и использовалась она для проведения провокаций немецким оружием» [83]. Примерно то же самое рассказал хорошо осведомленный доктор права, бывший претор в Ясской уездной префектуре Гэлушкэ. По имеющейся у него информации, на улице Пэкурарь существовало «румынское гестапо», возглавляемое неким капитаном Джорджеску, который в сотрудничестве с эсэсовцем капитаном Барцем еще за две недели до начала погрома стал к нему готовиться. Тайный агент гестапо, руководитель городской электростанции фон Хейд, прибывший в Румынию несколько лет назад как «специалист», а заодно для пропаганды нацизма, а также инженер этого же предприятия немец Клезер составляли списки и адреса наиболее известных деятелей ясского еврейства [84].

Присутствие гитлеровцев в стране и, особенно, в прифронтовой полосе, резко активизировало деятельность железногвардейцев. А. Карецки и М. Ковач пишут: «Рассчитывая на присутствие вермахта, многие легионеры стали действовать в те дни в армии и среди гражданского населения в духе их звериной печальной памяти манеры. Примечательно, что антонесковские власти, хотя им были известны некоторые действия легионеров, не принимали энергичных мер, не обращали внимания на опасность, которую они представляли». Те же авторы, со ссылками на архивные документы Министерства обороны Румынии, приводят такие факты: 2-й отдел 14-й пехотной дивизии извещал свое начальство, что 17 июня 1941 г., то есть за 5 дней до начала войны, два офицера с удостоверениями Генерального штаба румынской армии установили контакт с легионерами из населенного пункта Лецкань с целью собраться 22 июня в Яссах, «где предстояло им получить оружие» [85]. Заметим, что в этот же день, 17 июня 1941 г., Михай Антонеску на заседании правительства сообщил о предстоящей в связи с войной «этнической чистке». Далее в приведенном Карецки и Ковач документе говорится: «Хотя эта информация была с вниманием изучена, все же 22 июня проектируемый сбор состоялся и около 30 легионеров под руководством майора Георге Балотеску из Специальной службы информации при Президиуме Совета Министров и другие офицеры упражнялись в стрельбе из двух пулеметов» [86]. Об этих «невинных» упражнениях в стрельбе знал и докладывал командиру 14-й пехотной дивизии генералу Ставреску военный квестор полиции г. Яссы подполковник К. Кирилович. Он сообщал: «Сегодня, 22 июня 1941 г., на улице Красного Креста № 12 (микрорайон Богдан) 25-30 собранных молодых людей проводили своего рода обучение под руководством двух майоров в униформе, одного капитана и одного сублокотенента. Было у них два пулемета». В донесении подчеркивается, что среди них «находились известные легионеры» [87]. Фамилия второго майора, также сотрудника ССИ, – Емил Тулбуре и, как явствует из других источников, он снимал для своих молодчиков-железногвардейцев дом у одного адвоката на улице Флорилор [88].

Подопечные Балотеску и Тулбуре продолжали преспокойно совершенствовать свои знания в военном деле. Вскоре об их «славных» делах узнал военный комендант города полковник Константин Лупу. Ему по телефону квестор Кирилович сообщил, что на улице Пэкурарь собралась группа легионеров, которая пела легионерские песни и будоражила население. «Тотчас же, – рассказывал впоследствии полковник Лупу, – я посадил в грузовик взвод солдат и отправился по адресу, где нашел группу примерно из 30-40 вооруженных легионеров, которые вместе с оружием стали расходиться. В павильоне, где они были собраны, мы нашли два ящика оружия. Мне представились двое из них, заявивших, что они офицеры, посланные секретной службой Ставки Верховного главнокомандования для вооружения этих легионеров с целью последующей засылки их в тыл противника». Полковник Лупу выразил недоумение по поводу того, что он не был об этом предупрежден, и отправился в военную комендатуру города, а спустя час там же появились те двое, но уже в форме майоров. Извинившись за действия без ведома коменданта гарнизона, майоры заявили, что им предстояло совершать нечто секретное, но не удалось, при этом они предъявили служебные приказы – задания Верховного главнокомандования [89].

Трудно ответить на вопрос, насколько Кирилович, Лупу и другие руководители силовых органов г. Яссы были заранее осведомлены о предназначении создаваемых банд железногвардейцев. Но одно для них было ясно: за спиной банды легионеров стоят наделенные большой властью люди, и хотя после подавления легионерского путча 21-23 января 1941 г. всякие сборища железногвардейцев, да еще вооруженных, пресекались, на сей раз никаких мер против них не принималось. А тем временем легионеры, почувствовав себя востребованными, распоясались вовсю. Как выразился бывший сотрудник отдела контрразведки ССИ Константин Михалча, «легионеры проникли в различные службы, это они подстрекали и сваливали все на евреев, даже срезали телефонные кабели» [90].

После Бухареста Яссы в довоенной Румынии занимали второе место по численности еврейского населения. В нем, согласно переписи населения, проведенной в апреле 1941 г., проживало около 33 тыс. евреев (34 % всех жителей города, насчитывавшего 111 349 человек) [91]. В массе своей это были ремесленники самых разнообразных специальностей, мелкие торговцы. Еврейскую элиту составляли врачи, адвокаты, инженеры, фармацевты, раввины, крупные предприниматели – владельцы фабрик и заводов, больших торговых предприятий и т. д. Из этой среды, в основном, выбиралось руководство еврейской общины города. Накануне войны еврейская жизнь в городе била ключом. Работали десятки синагог и молитвенных домов, были еврейские общеобразовательные и профессиональные школы, детские приюты и дома для престарелых, много культурных и благотворительных обществ и т. д. Жили евреи компактно, занимали почти целые улицы, особенно много их было в таких микрорайонах, как Пэкурарь, Сэрэрие, Тома Косма, Капоу, Ласкар Катаржиу и др. Не исключено, что и этот момент был принят во внимание при выборе г. Яссы в качестве арены для большого погрома, т. к. тратить время на поиски евреев там не приходилось. И в погромщиках недостатка в городе не было. Как-никак в Яссах находился штаб фашистской Лиги национал-христианской защиты во главе с одним из главных идеологов румынского антисемитизма профессором местного университета А.К. Кузой. В рядах этой партии начал свою деятельность будущий главарь террористической фашистской «Железной гвардии» Корнелиу Зеля Кодряну, здесь прошли школу юдофобства и многие другие.

С приходом к власти военно-легионерского правительства И. Антонеску-Х. Симы положение ясских евреев, как и по всей стране, резко ухудшилось. Наивно полагая найти защиту в Бухаресте, руководство еврейской общины г. Яссы 3 октября 1940 г. в письме на имя министра внутренних дел Румынии писало: «Безопасности для жизни и имущества евреев в муниципии Яссы уже не существует. Их арестовывают и страшно избивают, или они пребывают в ожидании ареста и избиения. Ежедневно конвои евреев направляются в квестуру полиции и в жандармерию. Ночью группы легионеров, заявлявших, что у них своя полиция и своя прокуратура, с револьверами в руках устраивают обыски, забирают кассы с деньгами, не оставляя расписки, арестовывают и отправляют евреев в штаб Легиона, где подвергают их страшным физическим и моральным пыткам, чтобы вырвать у них признания против себя и других» [92]. В документе приводятся конкретные примеры подобных издевательств. Так, еврей Симы Соломон, направляясь домой, на улице был схвачен железногвардейцами и препровожден в их штаб, который находился в Рыпа Галбенэ (Желтый овраг – И. Л.), «где с 2-х до 5 часов утра его избивали до крови с целью заставить подписать, что он и лица, которых он даже не знал, якобы являются коммунистами, после этого его снова избили, а затем отпустили». Врачи при осмотре установили кровоподтеки на лице, груди, руках, ногах и т. д. [93].

С устранением от власти легионеров после подавления путча 21-23 января 1941 г. опасность для ясских евреев не миновала. Командование 14-й пехотной дивизии, ответственное за обеспечение порядка в городе, сообщало в апреле 1941 г. о возможности «преследований против евреев» [94]. Начавшаяся в это время концентрация на советско-румынской границе гитлеровских войск еще больше осложнила положение евреев.

В создавшейся обстановке руководство общины города делало попытки устранить нависшую опасность погрома. Наряду с отправкой писем в адрес ответственных правителей страны с просьбами оградить еврейское население города от бесчинств антисемитских молодчиков, предпринимались шаги по задабриванию руководителей фашистских организаций путем денежных подачек, привлечения их к совместному бизнесу. В городе шли разговоры о том, что деловым партнером председателя ясского комитета еврейской общины Иосифа Якоби был председатель городской организации «Железной гвардии» Александру Вентоникэ, сын которого какое-то время был префектом Ясского уезда. Руководитель областной легионерской организации Молдовы Илие Влад Стурза также имел «друзей» среди еврейской буржуазии. Под предлогом спасения жизни евреев миллионы леев, собранных общиной, перекочевали в карманы фашистских головорезов [95]. Однако тактика ублажения железногвардейцев, может, и пошла на пользу кое-кому из верхушки общины, но остальным евреям, как будет показано дальше, ничего хорошего не принесла.

Перед началом войны, в порядке ее подготовки, были арестованы и отправлены в концентрационные лагеря Тыргу-Жиу, Виделе (у. Влашка) состоявшие на учете в сигуранце (охранке) местные коммунисты, в первую очередь еврейской национальности. В связи с их малочисленностью (всего 12), заодно были прихвачены «подозрительные симпатизанты», никогда в коммунистической партии не состоявшие.

Первые дни войны не принесли желаемых результатов румыно-германским войскам, действовавшим на бессарабском участке фронта. Задача создания предмостных укреплений на левобережье Прута (у молдавских сел Коту Морий, Горешть, Бранешть, Кухнешть, Калмацуй, Богданешть и др.), захвата мостов, связывающих правый и левый берега реки (у Стояновки, Кагула, Унген, Липкан), не увенчалась успехом. За первые 9 дней боев немецким и румынским войскам удалось закрепиться, как уже отмечалось, только в м. Скулень. Особенно чувствительные потери в боях понесли слабо подготовленные к войне румынские части.

В прифронтовом городе Яссы ощущалась заметная растерянность. Вот как описывает сложившееся в городе положение инженер Исраел Шлейер, один из членов комитета еврейской общины: «С первого дня войны в Яссах царило всеобщее беспокойство… еврейское население чувствовало угрозу опасности, ее нельзя было ни определить, ни устранить. Это всеобщее беспокойство усилилось после первой советской бомбардировки во вторник 24 июня, когда упало несколько бомб, без серьезных последствий, на вокзале и в Рыпа Галбенэ (Желтый овраг – И. Л.), но особенно после второй бомбежки в четверг 26 июня, когда был нанесен чувствительный удар по важным военным объектам: командному посту 14-й пехотной дивизии, Палате телефонов и т. д., причинив много жертв и ущерба. Среди населения начал раздаваться ропот недовольства из-за отсутствия противовоздушной обороны города, из-за бездарности румынского военного руководства и безразличия немцев. Все более настойчивые слухи напоминали и о военной неудаче на фронте у Скулень, откуда все сильнее слышались орудийные выстрелы» [96].

Нужно было на чей-то счет списать промахи, ошибки, неудачи первых дней войны. В таком городе, как Яссы, с большим еврейским населением и глубокими антисемитскими традициями, найти виновников было проще простого. Один ответственный работник Службы специальной информации, бывший начальник ее канцелярии подполковник Траян Борческу, касаясь причин погрома, сразу после войны сказал: «Подлинным мотивом массовой резни в конце июня – начале июля 1941 г. явился моральный тупик, в котором очутилось военное командование в связи с задержкой продвижения немецко-румынских войск за Прутом. Поскольку в Яссах находилось самое большое скопление (войск – И. Л.), город являлся главным центром на линии Прута, самым близким к мосту в Унгенах, было необходимо найти обоснование временной невозможности форсировать Прут на всем его протяжении» [97].

Конечно, была еще одна не менее веская причина для развязывания погрома: нужно было испытать на практике замышляемую и подготовляемую большую этническую чистку во имя румынизации всех сфер жизни страны. О том, как готовилась кровавая акция против ясских евреев, рассказывал тот же Исраел Шлейер: «В обстановке всеобщей тревоги из официальных источников, главным образом военных, стали распространяться слухи о том, что все евреи из Ясс находятся на службе у Советского Союза, что советскими парашютистами являются евреи – уроженцы Ясс, значительная часть их спаслась, найдя приют у евреев, и путем световой сигнализации, вывешивания одеял на веревках, завешивания окон постельным бельем евреи указывают советским самолетам объекты, подлежащие нападениям» [98].

Появились даже «очевидцы», «свидетели» этой световой сигнализации. Для успокоения населения говорили, что авиация противника понесла громадные потери, сбиты были, по сведениям одних, 21 самолет, других – 38, третьих – 40, короче, больше, чем действительно участвовало в налетах. Еще рассказывали о поимке четверых не то летчиков сбитых самолетов, не то парашютистов-диверсантов, но вроде были и не пойманные, которые якобы скрывались у местных евреев. Среди схваченных, утверждалось, также были евреи, якобы бывшие жители Ясс. По одним сведениям, это был мясник, по другим – парикмахер, по третьим – бывшая студентка Ясского университета, полетевшая в тыл из чисто идейных побуждений [99]. Эти сенсационные слухи усиленно распространялись, они стали выдаваться как достоверные факты в донесениях полиции, жандармерии, воинских властей. Так, командованию IV территориального округа в лице генерала К. Чернэтеску, штаб которого находился в г. Бакэу, было доложено, что в день бомбардировки Ясс советской авиацией на ряде промышленных предприятий города рабочие водрузили над фабриками красные знамена, а евреи устроили «коммунистические манифестации» [100]. Никаких подтверждающих доказательств этого нет, как нет и доказательств о поимке четверых советских летчиков или парашютистов [101]. Проведенные полицией и жандармерией после бомбардировки в конце дня 26 июня обыски в домах евреев, в ходе которых были арестованы и отправлены в квестуру полиции 317 «подозрительных» евреев (из них 207 были задержаны) [102], не дали властям желаемых результатов: не были обнаружены красные знамена, оружие, коммунистические листовки, а также якобы спрятанные евреями советские парашютисты и летчики сбитых самолетов. Тем не менее, кондукэтор распорядился запретить евреям хождение в ночное время, взять заложников из среды еврейских руководителей и коммунистов и тотчас же расстрелять их в случае беспорядков и актов терроризма [103].

Запущенные провокационные слухи о враждебных вылазках евреев сыграли свою роковую роль. Напряженность вокруг них, ощущавшаяся с первого дня войны, нарастала с каждым днем. «На второй день после объявления войны, – рассказал бывший полицейский комиссар Гратиан Спринчанэ, – я заметил натянутую атмосферу против еврейского населения. Это состояние напряженности достигло апогея накануне погрома, то есть в день 28 июня 1941 г.» [104].

За несколько дней до этого, 25 июня, ясские полицейские обходили жителей-христиан и рекомендовали им на окнах и дверях своих домов нарисовать крест, чтобы отличить их от еврейских. Ясские евреи с большим волнением следили за развитием событий. Переживший погром еврей-инженер И. Гросу вспоминал: «О погроме знали за несколько дней. Наши соседи-христиане приглашали нас, детей, на два-три дня перейти к ним». Слухи о готовившемся погроме распространились и за пределами Ясс. Тот же И. Гросу пишет: «Моя двоюродная сестра, инженер Вейсман, работала на Ясской железной дороге в службе эксплуатации, переведенной в Бакэу. Коллеги советовали ей не появляться в Яссах. Она не послушала их и умерла вместе со своим братом в поезде-ужасе» [105].

Мыслящие румыны понимали нелепость и смысл распускаемых слухов о виновности евреев в больших материальных и людских потерях, вызванных налетами советской авиации.

Капитан запаса Рихард Филипеску, призванный в армию в первый день войны и оказавшийся в Яссах, писал: «..Я был удивлен тем, что почти все, с которыми я разговаривал, приписывали это начало несчастья «жидам из Ясс», имевшим, якобы, по слухам, намеренно распространенным, связь с русской авиацией и указывавшим русским летчикам ориентиры и главные объекты для бомбежек. Тогда я стал отдавать себе отчет в том, что означает «психология толпы» в смысле того, как целому городу с населением около 70-80 тысяч человек, сколько тогда, очевидно, было в Яссах, внушили и с какой удивительной легкостью убедили, что еврейское население Ясс целиком отдало себя в распоряжение русской армии, как шпионы. Меня удивило, что такого мнения были не только обитатели окраин и солдаты, но также офицеры и интеллектуалы…, хотя среди жертв было очень много евреев» [106].

Чтобы придать достоверность провокационным слухам, 27 июня в местной газете «Прутул» за подписью командира 14-й пехотной дивизии генерала Георге Ставреску, которому в тот момент по чину среди румынских военных принадлежала власть в зоне, появилось коммюнике, в котором для успокоения перепуганного населения он, грубо солгав, что над Яссами сбито 38 самолетов противника, призвал народ довериться румыно-немецким союзным армиям и объявил, что «находившиеся на службе у противника сполна будут наказаны и незамедлительно будут обнаружены» [107]. Поскольку на всех перекрестках города уже открыто говорили о «вредительстве» евреев, то коммюнике нельзя было истолковать иначе, как призыв к расправе.

После появления упомянутого коммюнике военный квестор полковник К. Кирилович 27 июня вызвал к себе 12 руководящих деятелей еврейской общины и от имени генерала Ставреску, в то время ответственного за порядок в городе, в жесткой форме выставил им обвинения, уже известные по слухам всему городу, о том, что советскими самолетами, бомбившими город, управляли евреи – уроженцы Ясс, а им снизу сигнализировали местные евреи, чем якобы только и можно объяснить «разорение города», в то время как «среди евреев нет жертв и ущерба». Он пригрозил, что по отношению к евреям будут приняты строгие репрессивные меры, если они не прекратят подрывную работу, и потребовал, чтобы через контору общины все евреи сдали в квестуру имеющиеся у них «все фонарики, бинокли, фото- и киноаппараты, ломы и лопаты». Он пригрозил, что за каждого убитого румына и немца будут убиты 100 евреев [108].

Присутствовавшие лидеры ясских евреев отвергли обвинения и попросили 24 часа для обоснованного доказательства несостоятельности обвинений. «Мы ушли с этого созыва с чувством готовившейся против еврейского населения акции, о которой, по моему мнению, квестор в тот момент уже знал. Думаю также, – утверждает И. Шлейер, – если бы квестор каким-то образом навел нас на мысль о том, что за этим последует, много жизней удалось бы сберечь!» [109].

«На второй день, – пишет вице-председатель еврейской общины г. Яссы, – мы представили документальный ответ, в котором его автор, покойный адвокат Гернер (убит во время погрома- И. Л.) показал, что до сего момента выявлены 38 убитых евреев и более 100 подвергнутых бомбежке еврейских жилищ на окраинах города, где проживает бедное еврейское население; следовательно, нельзя утверждать, что мы имели связи с противником и, следовательно, мы в ответе» [110].

Но никому эти доказательства не были нужны. Судьба ясских, как и других евреев, как отмечалось, была решена до начала войны, и обвинения придумывались лишь как оправдательные документы для истории.

Первые жертвы намечавшегося погрома появились 26 июня. В 8.30 утра сержант 24-го артиллерийского полка Прутяну застрелил 64-летнего врача еврея Мойше Кауфмана. В этот же день после бомбардировки города советской авиацией были арестованы евреи Гринберг Иосиф, Калмен Колмен и Нок Мойсе по обвинению в подаче наводящих сигналов русским летчикам. В отчете, посланном своему начальству, комиссар отдела сигуранцы г. Яссы писал, что жестянщик Калмен чинил крышу «под строгим» наблюдением хозяина дома Сизоффа – «известного местным полицейским органам как лицо, доверенное и честное», – и во время налета советских самолетов вместе с хозяином спрятался в бомбоубежище во дворе. Далее в документе сказано: «Приведенные свидетели не утверждают, что видели лиц, подававших сигналы, а полицейские, доставившие этих субъектов, не представили нам никаких обвинительных доказательств в адрес вышеназванных» [111].

С таким же ложным обвинением в штаб 13-го полка Доробанць (пехотный род войск в румынской армии – И. Л.) были доставлены евреи Иосиб Кожокару, Леон Шехтер и Вольф Хершку. Последний во время налета авиации был ранен. Переправить их в комендатуру для расследования было поручено сержанту краткосрочной службы Мирче Манолиу. В комендатуре евреев допрашивали два капитана. То ли в силу их порядочности, то ли ввиду неосведомленности о замыслах устроителей погрома, капитаны, не находя доказательств виновности евреев, отпустили их, поручив тому же Манолиу сопровождать их до выхода из запретной зоны для гражданских лиц. Сержант повел их по темным, безлюдным улочкам и открыл по ним огонь. Иосиб Кожокару тут же был убит, тяжело ранен был Вольф Хершку, потерявший сознание, и только Леону Шехтеру удалось сбежать. Как выяснилось, Мирча Манолиу, уроженец Дорохой, был известным железногвардейцем, еще до 1940 г. активно участвовавшим в фашистских организациях Черновцов и Сучавы [112].

В ночь с 27 на 28 июня устроители погрома предоставили возможность железногвардейцу Манолиу повторить свой «подвиг». Сопровождая 6 евреев из штаба того же 13-го полка в комендатуру города, он и его напарник Николау расстреляли их в пути [113]. Судя по тому, с какой наглостью действовали убийцы, они были уверены в своей безнаказанности.

Утром 28 июня банды молодчиков приступили к открытым действиям. «Сигнал к началу беспорядков, – доносил ясскому инспектору полиции К. Кирилович, – был подан в квартале Тэтэраш в 10 часов 28 июня, когда сержант-инструктор из 13-го полка Манолиу Мирча, известный легионер, стал обыскивать и страшно жестоко истязать евреев. Когда начальник V-го отделения полиции вмешался, чтобы положить конец этой ситуации, сержант обратился за помощью к немецкой части…». Далее в донесении сказано, что «злоупотребления продолжались до вмешательства всех местных властей», и даже был задержан «сержант-инструктор и участники грабежей, осуществленных в большом масштабе» [114]. Гражданский квестор ясской полиции Г. Ляху в своем донесении также отмечал, что «сигналом к беспорядкам» послужили вышеуказанные действия железногвардейца Манолиу, добавив, что обыски проводились под предлогом «поиска подпольного радиопередатчика» [115]. И, наконец, в таком же духе докладывал в Бухарест своему начальству региональный полицейский инспектор Е. Джиосану, уточнив, что в грабежах и мародерстве участвовали и некоторые румынские солдаты 24-го артиллерийского и 13-го пехотного полков [116]. Отметим: никто из перечисленных авторов донесений не упоминает о каких-либо враждебных актах со стороны евреев по отношению к румынским и немецким властям, не обвиняет их в подаче сигналов советской авиации, в укрывательстве ими советских агентов и летчиков и т. д.

Судя по документам, организаторы бойни, надо полагать, заранее не ознакомили всех руководителей местных силовых органов, впоследствии задействованных в погроме, со сценарием замышляемой кровавой бойни, хотя город уже кишел слухами о предстоящем погроме. Отсюда на первых порах некоторая их нерешительность, колебания и даже попытки навести порядок. 28 июня, в 4 часа дня, в здании префектуры состоялось совещание с участием префекта Ясского уезда, прокурора города, квесторов полиции, представителей жандармерии и комендатуры, на котором было решено в связи с «беспорядками» укрепить каждый полицейский участок города взводом жандармов во главе с офицером [117]. Вскоре, однако, участники совещания стали прозревать. По прибытии претора 14-й пехотной дивизии Николая Скрибана – доверенного лица командира дивизии генерала Г. Ставреску – задержанный бандит Манолиу был освобожден из-под стражи и свободно продолжал бесчинствовать. Стали меняться распоряжения. Упомянутый комиссар второго участка полиции г. Яссы Гратиан Спринчанэ впоследствии при допросе рассказал: «28 июня 1941 г. квестором Ляху было приказано табельное оружие всем оставить в полиции, а спустя несколько часов этот приказ был отменен и получен новый приказ о том, чтобы каждый полицейский сохранил у себя оружие. В этот же день 28 июня 1941 г., вечером, получил новый приказ от квестора Ляху, а именно чтобы мы, полиция, не вмешивались в то, что будет творить армия, будь это хорошее или плохое. В результате нас всех задержали на участке» [118].

В течение часа продолжались аресты евреев под видом поисков коммунистов, симпатизантов левых течений, а также видных евреев из числа интеллигенции. На стенах домов и заборах появились подстрекательские листовки с призывами к погрому. «Румыны! – гласила одна из них. – Каждый убитый еврей и есть убитый коммунист. Пришел час мести». Так они и висели, эти листовки, никого из авторов преступных призывов не искали и не наказывали [119].

Самое страшное было еще впереди. С наступлением темноты, примерно в 21.30, неожиданно загудели сирены воздушной тревоги. Она, как выяснилось, оказалась ложной. В небе появились не советские, а 3 немецких самолета, и в какой-то момент вспыхнули осветительные ракеты синеватого цвета. Одновременно, как по команде, в разных концах города загремели выстрелы из винтовок, автоматов, пулеметов, особенно сильно они звучали в кварталах Пэкурарь, Тома Косма, Сэрэрия, на ул. Кароль. Стреляли с крыш домов, «атакованы» были даже следовавшие к фронту колонны румынских и немецких войск, которые ответили огнем. Одна румынская часть даже пустила в ход пушку 53 мм калибра [120].

Объявленная воздушная тревога, появление немецких самолетов, ракетные вспышки – все это, как выяснилось, было сигналами к началу погрома. Вот как в своих донесениях освещали события этой «Варфоломеевской ночи» различные органы военных структур. «Вечером того же дня (28 июня – И. Л.), – передавал по телефону своему- бухарестскому начальству ясский региональный инспектор охранки (сигуранцы) Е. Джиосану, – органы полиции были извещены о том, что на главных маршрутах передвижения войск стреляют по ним из автоматического оружия… Был открыт огонь по одной части, которая проходила по ул. Ласкар Катаржиу и по другой – ул. Кароль, однако, без вызова потерь, хотя огонь велся из автоматов и был он очень сильным. Всю ночь армией, полицией и немцами проводились обыски в местах, где стреляли. Ни один из стрелявших евреев не был схвачен… Согласно приказу г-на командира дивизии (генерала Ставреску – И. Л.), ранним утром начались обыски в квартирах евреев, но оружие у них не найдено. До сего времени было арестовано около 2500 евреев, и они находятся в квестуре, г-н генерал намерен всех их удалить из города». Последние слова зафиксированного разговора звучали: «Требуются срочные приказы свыше для того, чтобы успокоить страсти среди немецкой и румынской армий. Иначе к ним может присоединиться гражданское население, которое в массе своей пока сидит запуганно. Положение в момент нашего телефонного звонка серьезное» [121]. Никакие, естественно, «срочные приказы» о наведении порядка и прекращения бесчинств не последовали.

Ясский уездный префект полковник Д. Каптариу по поводу этих событий сообщил в министерство внутренних дел Румынии: «Докладываем, что в ночь с 28 на 29 раздавалось много оружейных выстрелов из частных домов на улицах Тома Козма, Пэкурарь, Кароль, Сэрэрия, вызвав тревогу и большую панику у немецких, румынских частей и гражданского населения. Стреляли по зданиям лицея-интерната, где расквартирована большая немецкая часть, из дома, находившегося напротив этого здания. Также стреляли по двигавшейся через город к фронту колонне румынской пехоты. Эта стрельба началась к 21 часу и продолжалась до утра. Из расследования, проведенного полицией и гарнизоном, вытекает, что убито только одно гражданское лицо и один немецкий солдат тяжело ранен. Не удалось никого поймать на месте преступления. Думается, что выстрелы из оружия дело рук организованных лиц, преследующих цель вызвать панику как среди немецких и румынских войск, так и гражданского населения города. Были арестованы до сего времени до 200 человек, евреи и христиане, как румынскими патрулями, так и немецкими; эти арестованные лица подвергаются расследованию и отбору в полицейской квестуре. По полученным до сего времени показаниям установлено, что определенные лица стараются бросить вину на евреев города с целью натравить на них немецкую и румынскую армии, а также христианское население и вызвать их массовое убийство» [122]. По-видимому, к этому часу префект Каптариу считал, что вышестоящему начальству следует давать объективную картину случившегося.

Докладывали своему руководству также квестор К. Кирилович и секретарь квестуры полиции Г. Стэнчулеску. Они писали: «Вечером 28-го в 22 часа мы были информированы, что из всех домов определенных кварталов стреляют из автоматов. Об этом нам сообщила немецкая комендатура. Подчеркиваем, что эта тревога в городе совпала с появлением в небе самолета, выпустившего две ракеты. С этого момента начались беспорядки. Все части, находившиеся в походе, все жандармские патрули, еще днем размещенные по кварталам, в том числе часть полицейских постовых, присоединившись к войскам, начали всякого рода обыски в домах, откуда, казалось, стреляли, брать под стражу всех евреев, большинство из них находилось в убежищах. По этому случаю некоторые евреи были расстреляны, осуществлены многочисленные грабежи». Далее в донесении сказано, что выстрелы не прекращались всю ночь, и, несмотря на все слежки полицейских, «никого из стрелявших не удалось поймать», причем, кроме одного легко раненного полицейского, сведений о других «пострадавших» нет. Под утро 29 июня, в 3 часа, отмечают Кирилович и Стэнчулеску, волна обысков обрушилась на улицы, где еще продолжались выстрелы, «но без каких-либо результатов». И во время этого контроля, «очень усердно проведенного при активном участии немецких частей, не удалось поймать стрелявших. Вновь подчеркиваем, что хотя по преследуемым интенсивно стреляли из автоматического оружия и использовались гранаты, тем не менее не было никаких жертв» [123]. Одним словом, команды жандармов и полицейских, еще днем 28 июня ориентированные на поддержание в городе порядка, сами стали вечером и ночью вместе с армией активными участниками погрома.

В этом донесении также указывается, что немцы нашептывали каждому полицейскому и жандарму «Юде», «Юде», в результате «очень скоро возникла острая враждебность к евреям, завершившаяся их повсеместными арестами в убежищах, домах, магазинах, а также их руководителей; «без всяких поводов» их препроводили в квестуру, где к 9 часам утра 29 июня находилось почти 1800 человек (женщин, детей, мужчин всех возрастов)». Отмечалось также, что «к этим чрезмерным злоупотреблениям присоединилось гражданское население из подонков общества» и «арест евреев сопровождался грабежами и страшными избиениями со стороны всех категорий войск, даже постовыми, эти сцены фотографировались немцами, понятно, только те сцены, где не фигурировали немецкие солдаты» [124]. В заключение сказано: «Положение тревожное. Солдаты никому уже не подчиняются. В одиночку они бродят по городу, безудержно грабят, избивают, истязают и даже убивают. Создалась неописуемая анархия, в ней участвовали румынские и немецкие солдаты, полицейские, главным образом посланные из других мест (речь идет о 230 полицейских, ожидавших отправки в Бессарабию и Северную Буковину по мере отхода советских войск – И. Л.), и всякие шалопаи. Более того, румынское население всех категорий, подстрекаемое определенными агентами и убежденное, что огонь открывали евреи, начало штурмовать квестуру и приписывать всем евреям придуманные обвинения, и если ему казалось, что кого-то из евреев обошли, обращалось к немецким солдатам и приводило их в еврейские дома и подвалы» [125].

Подтверждение этой картины мы находим в докладе о событиях в Яссах гражданского полицейского квестора Георге Ляху. «Вечером 28 июня, примерно в 21.30 часов, -писал он своему начальству, – в разных районах города стали раздаваться выстрелы, сначала редкие, а затем все более частые, главным образом во время прохождения военных колонн, о чем известила нас и немецкая комендатура, тотчас же направившая в город свои патрули… Немецкими войсками, 14-й полицейской ротой и постовыми были оцеплены кварталы, но результат был отрицательным, не обнаружены лица с оружием при них. По этому случаю в результате контакта между полицейскими и румынскими войсками возникла атмосфера враждебности к евреям, которых стали вытаскивать из убежищ противовоздушной обороны и отправлять под охраной в квестуру. Проходившие через город румынские войска, а также отдельные солдаты обеих армий, забыв о своей миссии, бросились истязать тех, которые направлялись в квестуру, или прямо на улице расстреливали их. Этому в большой мере способствовало и румынское население, которое, убежденное, что стреляли коммунисты и евреи, указывало патрулям, где прятались евреи» [126].

Один агент полиции в своем информационном сообщении описывает такой эпизод: из двух домов, расположенных возле гостиницы «Бендер» на ул. И.К. Брэтиану, и недалеко от кинотеатра «Сидол» раздались выстрелы, и тут же начались аресты евреев-жителей этих домов и отправка их в квестуру, но еще до этого два еврея были убиты на месте. «Следует отметить, – писал агент, подпись которого неразборчива, – что в таких случаях оружие не обнаруживается», и под видом содействия армии и полиции в проведении обысков участвуют всякие личности без определенных занятий, «они грабят квартиры арестованных евреев» [127].

В создавшейся обстановке местные банды молодчиков, грабителей и хулиганов безнаказанно терроризировали евреев. В предместье Абатор (Скотобойня) группа молодежи во главе с извозчиком Лепешкиным и с участием военных подвергли дикому грабежу дома евреев. Обычно грабежи сопровождались убийствами людей. На ул. Штефан чел Маре, 3 солдаты и примкнувшие к ним местные допризывники застрелили Иосифа Шмиловича, хозяина трикотажного магазина «Минка», предварительно ограбив его квартиру. На этой же улице они уничтожили всю семью Самуила Лейбовича из четырех человек. Соучастником этого злодейского акта был бывший актер ясского Национального театра Виновски, завладевший имуществом убитого. Не щадили головорезы и маленьких детей. Расстрелянная 8-летняя девочка Тауба Грюнберг была найдена на ул. Штефана чел Маре с распоротым животом. В микрорайоне Брэтиану жил врач Соломон Маноле. К нему явился лейтенант Бабеш с группой солдат. Когда врач открыл дверь, один из солдат выстрелил и смертельно ранил его. В другом блоке этого же микрорайона жили дочь и зять известного в стране врача-ларинголога, бывшего председателя Ясской еврейской общины Соломоновича. Он пришел навестить родных. Не успел он переступить порог дома, как пал от пули разбойника.

На улице Лэпушняну под предлогом, что на чердаке гостиницы обнаружен пулемет, ее арендатор Блау и члены его семьи – жена, ребенок, свояченица и теща – были расстреляны [128].

Особенно пострадали от разгула погромщиков евреи жилого района Пэкурарь. Давно живший здесь и глубоко уважаемый всеми врач Пикер был расстрелян на глазах его жены. Крупного собственника и промышленника Фалла хулиганы извлекли из дома, заодно его сына и зятя, и всех уничтожили. Другого известного в городе промышленника расстреляли вместе с двумя сыновьями и зятем – инженером Пулферманом. Не миновала смерть мультимиллионера Германа Роттмана, держателя самой престижной гостиницы в городе-«Палас». Жертвой подлого предательства стал хорошо известный в медицинских кругах детский врач К. Авербух. В одном из домов на ул. Строеску, где он жил, подвал был приспособлен под бомбоубежище, и там прятались жильцы окружающих домов. Днем 29 июня в поисках евреев в подвал ворвался немецкий патруль. На вопрос офицера, есть ли среди присутствующих евреи, все ответили отрицательно. Но, как говорят, в семье не без урода. По словам очевидца Василе Александреску, кассира медицинского факультета Ясского университета, когда немцы удалились, за ним двинулась крещеная еврейка – адвокат Чечилия Рейтер и на немецком языке указала гитлеровцам врача-еврея. Его тут же извлекли из подвала и увели. Больше он не возвращался, без кормильца остались жена и дочь [129].

Обращает внимание, что среди жертв погрома было много врачей, фармацевтов, адвокатов, инженеров. Погромщики охотились за людьми богатыми. Исчезли из города известные врачи Якобсон, Айзикович, Гартенберг, фармацевты Штейман, Фейнштейн, Бланк, инженер Намес и др. [130]. Нет надобности доказывать, что перечисленные жертвы погрома не были коммунистами, скорее всего антикоммунистами, но все они были евреями и за это поплатились жизнью.

Всю ночь с 28 на 29 июня в здании квестуры полиции находились претор 3-й румынской армии полковник Г. Бероззи, региональный инспектор жандармерии Г. Бэдеску, претор 14-й пехотной дивизии Скрибан, весь руководящий состав квестуры. Они спокойно следили за развитием событий, никто не шевелился, чтобы приостановить кровопролитие и грабеж, тем более, что Министерство внутренних дел Румынии, Генеральная дирекция полиции, Генеральный штаб, куда направлялись донесения с мест, никак не реагировали.

В ночь с 28 на 29 июня, в 23 часа, когда только разгорелась бойня, И. Антонеску позвонил начальнику ясского гарнизона полковнику Лупу, который доложил о положении в городе [131]. Тут же кондукэтор продиктовал по телефону своему собеседнику:

1) «Издать приказ, подписанный Вами в качестве военного коменданта города Яссы, основываясь на существующих высылаемых декретах, и еще добавить, учитывая состояние войны…

При раздающихся оружейных выстрелах окружить это жилище войсками, арестовать всех жильцов (кроме детей) и после краткого расследования признанных виновными расстрелять.

Такие же наказания применять по отношению к тем, которые будет скрывать лиц, совершивших вышеуказанные преступления.

2) Эвакуация еврейского населения из города Яссы необходима и будет проводиться тотально (включая женщин и детей).

Эвакуация будет осуществляться партиями, вначале в Роман, а затем в Тыргу-Жиу. По этой части договоритесь с Министерством внутренних дел и уездной префектурой, вопрос следует хорошо изучить.

3) Примите все меры к установлению порядка, и для этого я дал приказ Верховному командованию направить в Яссы батальон жандармов и два грузовика» [132].

В духе этой установки своего фюрера военный комендант г. Яссы полковник Константин Лупу сочинил и распространил по городу свой приказ, в сущности, почти дословно повторив слова кондукэтора. Отсутствует лишь, в целях конспирации, указание И. Антонеску о тотальном выселении из Ясс всех евреев, но отмечается, что исполнение приказа возлагается «только на воинские части, предоставленные в распоряжение комендатуры» [133].

29 июня, в 11 часов утра, состоялся телефонный разговор между Михаем Антонеску и префектом Ясского уезда полковником Каптариу. Последний впоследствии вспоминал: «Утром 29 или 30 июня (30 июня «эшелоны смерти» с евреями уже были в пути -И. Л.), в 11 часов меня вызвал к телефону Михай Антонеску и спросил о происходящих в Яссах событиях. Я ему изложил то, что доложил Министерству внутренних дел й было отмечено в моих рапортах за № 1042 от 29 июня 1941 г., указав, что в адрес евреев не нашел доказательств их виновности и есть необходимость постараться прекратить аресты. Михай Антонеску велел мне докладывать о положении Министерству внутренних дел, которое распорядится об эвакуации арестованных и признанных подозрительными» [134].

Префект, следуя указаниям вице-премьера, обратился с запросом в Министерство внутренних дел. Полный текст этого документа гласит: «Согласно приказу господина вице-председателя Совета Министров, еврейское население города Яссы подлежит эвакуации, включая мужчин, женщин и детей. Эвакуация будет проводиться группами, необходимое число поездов будет предоставлено. Его светлость приказал Министерству внутренних дел определить населенные пункты, куда эвакуировать. Число евреев в Яссах составляет около 45 000 (мужчины, женщины и дети). Прошу дать распоряжение об осуществлении этой операции. Префект пол[ковник] Каптариу № 1052. 29.VI.1941. 23.55 часов» [135].

Подтверждение этого решения, исходящего от руководства страны, мы находим и в ответе Министерства внутренних дел на запрос прокуратуры военно-полевого суда Н-го территориального управления от 13 сентября 1941 г. В нем говорится: «Честь имеем сообщить вам, что прокуратура уезда Яссы своим телеграфным донесением № 1052 от 29 июня с.г. поставила нас в известность, что вице-председатель Совета Министров приказал эвакуировать из Ясс еврейское население, включая мужчин, женщин и детей, проводить эвакуацию группами, один транспорт направить в Тыргу-Фрумос и другой в Подул-Илоаей [136]. После всего утверждение, что руководители страны не были в курсе и не одобрили резню в Яссах, – чистейшая ложь. Более того, идея погрома и депортации евреев из Ясс исходила от них.

День 29 июня с полным основанием можно назвать «кровавым воскресеньем». Еще с рассвета со всех концов города в помещение квестуры полиции стали сгонять евреев – мужчин, женщин, стариков и юношей 12-16 лет и даже маленьких детей. Комиссары полиции Янку и Рэбовяну проводили «отбор» арестованных под наблюдением квестора полиции Ляху и секретаря квестуры Стэнчулеску. Отбирали врачей, дантистов. Женщины и старики были отпущены. «Последовали драматичные сцены, женщины прощались со своими мужьями, матери с детьми, плач продолжался и на улицах» [137].

За воротами полицейского участка оказались и кое-кто из мужчин, их даже снабдили бумажками, заверенными печатью квестуры, на которых было отмечено: «Либер» («Свободный»). Но это оказалось ловушкой для заманивания в полицию скрывавшихся евреев. «В первые часы, – вспоминает фармацевт А.И. Куперман, – пригнанным евреям комиссары выдавали удостоверения о явке, которые якобы позволяли свободно передвигаться по городу. Возвратившись с такими «билетами», люди быстро распространили известие, что явка в квестуру не представляет опасности. В результате далее те, которым удалось спрятаться, стали выходить из укрытий и представляться властям для получения удостоверения» [138]. Но, увы, возврата из квестуры не было.

Первых пригнанных и задержанных с ночи евреев загнали в здание полиции. «Для нас, задержанных в квестуре, ночь, проведенная там, была кошмарной», – отмечает переживший погром А. Полингер. «Из коридора первого этажа внутренняя лестница вела на чердак. По ней, – писал упомянутый Куперман, – подняли многочисленных молодых людей и сколько раз открывалась дверь, слышны были стоны и отчаянные крики терзаемых. Все помещения городской полиции были до отказа забиты арестованными евреями. Без воды и пищи, измученные жаждой и бессонницей, они валились с ног, сесть было негде. А с каждым часом все новые жертвы погрома пригонялись, на улицах творилось невообразимое» [139].

«К утру (29 июня 1941 г. – И. Л.), – читаем в «Черной книге», – выстрелы из оружия продолжали раздаваться во всех концах города. Но была уже не слепая стрельба или из салонного оружия, или нелепые выстрелы, сделанные по незнанию солдатами, вообразившими себя атакованными, а настоящие выстрелы из карабинов, пистолетов и даже пулеметов по живым, по невинным людям на улицах, в укрытиях и в еврейских домах.

Тех, которых не задел смертельный свинец, гнали к центру города. Из всех кварталов стекались нескончаемые вереницы измученных людей – большинство мужчин, но среди них и много женщин, детей, родителей рядом с детьми, дедушек рядом с внуками, жен рядом с мужьями, некоторые одеты, но в растрепанной одежде, другие в ночных пижамах, очень многие босые, почти все со следами ночных пыток, с синяками и открытыми ранами, с грязными лицами, на которых ручьи крови смешивались со слезами и потом. Изнуренные от усталости, они вынуждены все же идти мерным шагом, ибо так приказывали бестии, но, главным образом, нужно было выдержать муки поднятых рук, находясь под угрозой смерти при каждом шорохе или непослушании. Они толкают друг друга, ибо каждый стремится просочиться в середину ряда, толкаются в надежде, что будут защищены от дубинок, камней и плевков черни, стоящей на обочине, озверевшей от ненависти и охваченной экстазом жестокости спектакля черни, которая беспрерывно ругается, плюется и ударяст..В такой обстановке все время продвигаются шеренги евреев из Тэтэрашь, Пэкурарь, Сэрэрие, Николины, отовсюду. Среди брошенных на улицах трупов, перед разоренными и разграбленными магазинами, их сдавленные стоны теряются среди оглушительного шума, в котором смешиваются рев толпы и грохот непрекращающихся выстрелов и аккорды вальсов, раздающихся из нескольких громкоговорителей разъезжающих по городу немецких автомобилей» [140].

Прошагавший в такой колонне от своего дома до квестуры инженер И. Шлейер писал: «Этот путь совершен в самых страшных муках. С поднятыми руками на всем его протяжении нас через каждые промежутки заставляли ложиться лицом вниз, прижавшись к мостовой; стреляли в нас и над нами. Кто от усталости опускал руки или недостаточно быстро вытягивался на мостовой, тут же его расстреливали. На всем протяжении пути справа и слева я видел окровавленные трупы людей, слышал страшные крики многочисленных раненых, умоляющих о помощи. Шагая мимо еврейских домов, немцы кричали «Юденхаус» и в тот же момент открывали огонь по дому. Отличие еврейских домов от нееврейских устанавливалось легко, так как большинство домов, в которых проживали христиане, были помечены издалека различимыми крестами или надписями, вроде: «Здесь проживают христиане. Во дворе жидов нет» [141].

О том, что происходило именно так, признал впоследствии и военный комендант города полковник Константин Лупу: «Все дома, жильцы которых являлись христианами, были отмечены крестами, а дома, в которых проживало еврейское население, не имели знаков. Я лично видел группу немцев, около 10 человек, которая выставляла еврейское население из домов на улицу, создавая большие группы, и передавала румынским солдатам (жандармам) для отправки в квестуру. Немецким солдатам помогали жандармы, частично и гражданское население. Это происходило на всех улицах города» [142].

У ворот квестуры шеренга немецких и румынских солдат, а также гражданских лиц, вооруженных винтовками и железными прутьями, отбирала все ценное, что находилось у арестованных (часы, кольца, авторучки и др.), а затем пошли в ход железные прутья, штыки; с невиданной жестокостью ударяли они по головам и куда попадало. У одного молодого еврея от удара отлетел череп. Замордованный до смерти Лучиан Берман был журналистом, бывшим сотрудником газеты «Lumea» («Мир»). Весь в крови лежал во дворе избитый 84-летний раввин Рабинович [143]. «Некоторые, – рассказывал инженер Шлейер, – были заколоты штыками. Шеренги состояли из многих рядов, нас принимали по очереди многие палачи. Часть погибла, часть оказалась во дворе квестуры. Здесь творилось что-то невообразимое. На земле лежало множество людей со страшным внешним видом. Окровавленные, с выбитыми глазами, заколотые штыками, с оторванными руками и ногами, трупы лежали один на другом, стояли страшные крики и стоны» [144].

К середине дня помещения и большой двор квестуры полиции были до отказа забиты арестованными евреями. Уездный префект полковник Каптариу и квестор Ляху определили, что к 13 часам было согнано в полицию «около 3500 подозрительных» [145], квестор подполковник Кирилович называет другую цифру: «примерно 5000» [146]. Втиснуть в этот двор евреев больше было уже нельзя. В середине дня руководство «сортировкой» взял на себя эсэсовец Альфред Рингер, ему помогали полицейские Лука, Негру и Каптаренко. Бывший квестор полиции Ляху, отправленный на пенсию еще в ходе войны, рассказал, что из Бухареста был полущен приказ передать в руки организации СС «расследование и отбор ясских евреев» [147]. Ляху, естественно, старался снять вину за резню с ясской полиции, утверждая, что она была якобы разоружена гитлеровцами, к последним присоединились лишь отдельные «строптивые» элементы румынской полиции.

К 15 часам вдруг загудели, как это имело место вечером 28 июня, сирены воздушной тревоги, хотя никаких налетов авиации противника не было. Это оказался сигнал к очередной массовой казни евреев. Из окон и дверей квестуры, с крыш и балконов соседних домов на арестованных евреев, находившихся во дворе полиции, обрушился шквал огня, стреляли из пистолетов, автоматов и даже пулеметов. В поисках спасения более молодые стали перелезать через забор, но были встречены огнем заранее расставленных на соседних улицах полицейских и солдат.

Докладывая о положении в городе к 16.30 часам, префект уезда Д. Каптариу писал: «Сегодня, с 7 до 15.30 снова слышны были в городе частые выстрелы, которые продолжаются и в настоящее время. Немецкие и румынские солдаты продолжают арестовывать и истязать еврейское население. Командование гарнизона и полиция не могут контролировать ситуацию, так как располагаемые силы крайне недостаточны… Некоторые бездельники из гражданского населения грабят дома арестованных евреев. Комендант гарнизона, в подчинении которого находятся части Ясского гарнизона, неэнергичен, и есть необходимость заменить его достойным офицером. В 16.30 выстрелы продолжаются, особенно интенсивно в центре города и вокруг квестуры… Немецкие солдатские и полицейские патрули совершают обыски и аресты евреев и направляют их в квестуру. Немецкие солдаты ожесточенно истязают евреев. Несколько евреев расстреляны немцами. Г-н генерал Ставреску лично явился в квестуру, чтобы успокоить немецких солдат, занятых арестом евреев. Я попросил генерала Ставреску походатайствовать перед немецким командованием об отзыве патрулей и немецкой полиции». В другом донесении от 30 июня 1941 г. тот же Каптариу докладывал: «Румынские солдаты в отдельности или группами… продолжают проникать в дома евреев, арестовывать и грабить их» [148].

В своем кратком «Реферате»» о пережитом ясскими евреями в период с 29 июня 1941 г. и до августа 1944 г. врач Браунштейн, побывавший в первой половине дня (29 июня 1941 г. – И. Л.) вместе с отцом, бывшим государственным служащим, и больной матерью в квестуре полиции и после «сортировки» оказавшийся на свободе, стал невольным свидетелем этого страшного зрелища. Он писал: «Узнав в тот же день (29 июня – И. Л.), что евреи вновь изгоняются из своих домов, я направился к дому, чтобы узнать о судьбе моих родителей. На улице Александри, рядом с гаражом Зарифобола, по соседству с квестурой полиции, я видел бежавшую в беспорядке толпу, преследуемую выстрелами из винтовок и пулемета. Две пули задели меня, и я упал на обочине. В таком положении я пролежат несколько часов, наблюдая, как умирают люди, одни знакомые, другие незнакомые; например, один еврей, награжденный орденом «Бэрбэцие ши крединцэ» («Мужество и верность»), инвалид войны 1916-1918 гг., с наградой на груди и документом о праве носить этот орден в руках лежал с прошитым пулями животом и кончал свою жизнь, как собака, на ящике из-под мусора. Несколько дальше молодой Сегал, сын меховщика, который в ходе погрома также погиб с двумя другими своими сыновьями, лежал и все время стонал: «Мама, папа, где вы? Дайте водички, меня мучает жажда». Никто не мог прийти ему на помощь. Проходившие мимо солдаты смотрели на угасавших евреев, протыкали их своими штыками, укорачивая им страдания» [149].

Лишь немногим удалось убежать и на какое-то время скрыться. Один из таких, Натан Гольдштейн, чудом оставшийся в живых, рассказал: «Л был арестован вместе с отцом и братом. Доставленных в квестуру, нас загнали во двор. Здесь проводился какой-то отбор, и комиссар Янку задерживал всех интеллектуалов и уроженцев Бессарабии. Когда в нас стали стрелять из пулемета, возникла большая паника, и многие, находившиеся в глубине двора, среди которых был и я, перелезли через забор и скрылись в кинотеатре «Сидол». За нами погнались немецкие и румынские солдаты, окружившие здание и открывавшие огонь, как только кто-то появлялся. Большинство было убито, а оставшихся отвели в жандармерию, что на горе Капоу, где нас продержали до 19 часов. Нас всех держали на ногах с поднятыми руками – около 4 часов – и били дубинками по всему телу. В 19 часов нас перебросили вновь в квестуру, где оставались до 21.30 час. Пригнанную колонну людей расстреливали по простой прихоти: одного убивали, другого нет. Расстрел производил немец, который ставил к стенке одного к одному и так до самого конца. Именно таким способом был уничтожен конвой, предшествовавший тому, в котором находился я» [150].

Свидетелем этих сцен в жандармерии был упомянутый капитан запаса адвокат Рихард Филипеску. «Примерно в 14 часов, – вспоминал он, – находясь напротив здания жандармского легиона, на улице Кароль (помещение Гика), увидел несколько сот евреев (300-400) с поднятыми руками, некоторые ранены, все в крови, один с выбитым глазом, построенные по 3-4 в ряд и препровождаемые румынскими и немецкими охранниками во главе с 3-4 сублокотенентами и несколькими румынскими и немецкими чинами пониже. Евреи стонали и плакали, и если кто-то пытался опустить руки, его протыкали штыком или ударяли прикладом винтовки». «Избиение евреев – стариков, мужчин средних лет, юношей 16-18 лет, – отмечал Филипеску, – продолжалось во дворе жандармерии, и только его вмешательство и решительные действия капитана запаса адвоката Петра Шербана из Ясс спасло в тот момент этих евреев, подлежащих ликвидации во дворе жандармерии, от гибели. Их, продержав несколько часов, отправили в квестуру полиции» [151].

Евреям, сбежавшим и укрывшимся во дворе примарии, не удалось спастись. На них обрушился шквал пулеметного огня, раненых добивали лопатами уличные дворники, предварительно отобрав у них одежду, часы, кольца и т. д. Не повезло многим из тех, которые во избежание смерти покинули город. 29 июня в 11 часов дня «4 мужчин и 2 женщины из Ясс, – сказано в рапорте претуры от 2 июля 1941 г., – были расстреляны в лесу недалеко от села Кирлич, волость Капоу, тремя солдатами 14-го артполка и одним немецким солдатом» [152].

§ 4. «Поезда смерти»

К концу дня 29 июня массовые расстрелы прекратились, отдельные выстрелы раздавались в разных местах города, блуждающие в одиночку солдаты и кое-кто из местных подонков продолжали бесчинствовать и грабить еврейские дома. Наступила новая фаза геноцида, в ходе которой было испробовано в качестве средства уничтожения евреев удушение их в запертых и до отказа забитых людьми железнодорожных товарных вагонах.

Отправка арестованных евреев, среди которых было много раненых, истекающих кровью, началась вечером 29 июня и проводилась в два приема. Первая партия насчитывала более 2500 человек, абсолютное большинство составляли мужчины, в том числе юноши и люди пожилого возраста [153]. Из подготовленных 50 вагонов для отправки первой партии были использованы только 33, 12 были «забракованы», так как, будучи приспособлены для перевозки скота, имели много форточек, следовательно, для удушения людей были признаны непригодными. Еще 5 вагонов «сэкономили» за счет уплотнения людей, особенно в первых вагонах, в них оказалось по 100 и более человек. Для охраны и сопровождения эшелона до станции Тыргу Фрумос была выделена на первых порах команда из 10 полицейских во главе с начальником отделения [154]. При проведении этой операции по «эвакуации» имели место, по признанию квестора Ляху, «злоупотребления» [155]. Оказавшись в этом первом «поезде смерти», инженер Исраель Шлейер впоследствии рассказал: «…Те, которые были еще в состоянии подняться, были построены в колонны по шесть человек в ряд на ул. Александри и отправлены на вокзал, хвост колонны доходил до табачной фабрики. Нас положили на землю лицом вниз таким образом, чтобы тело лежащего за спиной наполовину накрывало тело впереди лежащего. На всем протяжении пути немецкие офицеры на мотоциклах объезжали колонну и повторяли: «Wer den Kopf hebd wird erschossen»(«Кто поднимет голову, будет расстрелян»). Румынские полицейские переводили и повторяли этот приказ. У меня было ощущение, что все склонялось к тому, чтобы уничтожить всех из колонны; в этой позе, неподвижно и не оглядываясь вокруг, мы оставались до полуночи. Двое из моих соседей по колонне, которых я считал живыми, в этой позе скончались. В колонне было много тяжело раненных еще в квестуре, надеявшихся, что, выйдя за ее ворота, смогут спастись. В полночь колонна была направлена к стоящему на станции составу, где нас погрузили в товарные вагоны. У дверей вагонов имели место ужасающие сцены, такие же, как у ворот квестуры. У каждого входа стояли солдаты с винтовками, беспощадно и безжалостно избивавшие нас. Только сумевшие быстро пробраться в вагон получили меньше ударов» [156]. К этим диким избиениям приложили руку некоторые ясские железнодорожники, вооруженные железными прутьями. Квестор Кирилович и начальник сигуранцы У. Филимон в рапорте от 30 июня 1941 г., адресованном региональному инспектору полиции, писали: «…все эвакуированные были настолько тяжело ранены в результате истязаний, что, даже если бы остались на месте, жизнь многих из них в силу вышеуказанных причин была бы предопределена» [157].

Но самые страшные муки начались после окончания погрузки, когда эшелон с узниками тронулся в путь. Исраель Шлейер вспоминал: «Я вошел в вагон, где было более ста евреев, после этого двери были заперты на засов. На рассвете поезд отправился. В вагоне начались сцены мученичества. Очень многие с кровоточащими ранами попадали; другие из-за отсутствия места наступали на раненых. Самые крепкие, пытаясь выкроить себе побольше места, толпились у окошка, и это вызвало потасовки. К несчастью, наш вагон имел только две маленькие форточки с железными решетками и ставнями. При отправке ставни были забиты гвоздями. В пути эти ставни были вырваны, и охрана, заметив это на следующей станции, открыла сплошной огонь по окошкам. В темной атмосфере без воздуха, света, среди страшных криков раненых, умоляющих о помощи, многие сошли с ума. И начали бить друг друга. Жара была невыносима, большинство сдирало с себя одежду, все оставались почти голыми» [158].

В другом вагоне этого же состава находился журналист 3. Десмонд. Картина – идентичная. «Страшно находиться со 100 умирающими в клетке-могиле, запертой днем и ночью; видеть, как твои самые дорогие пропадают от жажды, голода и удушливой жары. Отец сошел с ума и зубами кусал доски вагона, оскалив зубы в бессознании. Кусал окружающих, меня он хотел задушить. Рядом Карол Дример (литератор – И. Л.) сорвал с себя всю одежду и так, голый, бредил, стоя над горой трупов. Одному моему соседу пришлось ремнями связать руки и ноги, чтобы не кусался. Несчастный сошел с ума!» [159].

Такие душераздирающие сцены были во всех вагонах и на всем пути следования «поездов смерти». Сошли с ума известный талмудист Хаим Гелбер, крупный предприниматель Соломон Качан и др. Адвокат Бенцион Вейсман, умирая, не знал, что в соседнем вагоне при смерти находятся две его сестры. Обнявшись, умерли отец и сын Холзманы, а ведь мальчик окончил всего 5-й класс гимназии. Врач и литератор, капитан запаса румынской армии Аврам Розен умер в вагоне, а в это же время в его ограбленном доме на улице Лэпушняну, на койке его врачебного кабинета угасал пожилой отец. Известный в городе портной Тейтельбойм перед смертью просил находившихся рядом братьев Тойву и Мину Зильбереманов, портных, как и он, спеть ему песенку про огорченного портного, что они и выполнили, не подозревая, что скоро смерть настигнет и их [160].

Чтобы продлить муки людей и лишить их жизни, первый эшелон с евреями, который следовало разгрузить в г. Тыргу Фрумос, стали катать взад-вперед от одной станции к другой. В Тыргу Фрумос, где намечалась разгрузка состава, поезд прошел без остановки в понедельник 30 июня в 7 ч. утра, взяв курс в сторону Пашкань. По словам бывшего примаря Тыргу Фрумос Аурела Тотопеску, официальное сообщение о прибытии эшелона с евреями он получил по телефону от префекта уезда Каптариу только в 11 часов, а на железнодорожном вокзале он узнал, что, «не доезжая до г. Роман, поезд возвратится в Тыргу Фрумос к вечеру. «У меня тогда создалось впечатление, – признался Тотопеску, – что поезд водили таким образом умышленно для ликвидации транспортируемых». Лишь примерно в 20 часов эшелон вернулся в Тыргу Фрумос, успев побывать в Пашкань, затем на ст. Леспезь, потом снова в Пашкань, после этого, не доезжая до Роман, вновь через Пашкань отправился в Тыргу Фрумос. Начальник полицейского комиссариата Тыргу Фрумос Виржил Ионеску свидетельствовал: «Первый вместе с представителями поезда и местных властей открытый вагон представлял собой кошмарный вид в том смысле, что в вагоне были только трупы, страшной внешности, все опухшие, с почерневшими лицами, голые. Врач города, г-н Георгиу, сказал нам, что речь идет об удушении, поскольку вагоны были герметически заперты и без воздуха. Такое же положение было в других вагонах, за исключением двух-трех…» [161]. Выполнявший в это время обязанности начальника гарнизона капитан Маринеску Данубиу, злобный антисемит, призвав на помощь гитлеровского офицера, противился принятию евреев и размещению их в городе. Ссылаясь на то, что наступила ночь, он добился, чтобы их оставили в запертых вагонах, а уж утром, грозился он, «выведет их за стоящую перед глазами гору и расстреляет» [162]. С трудом удалось разгрузить только 3 вагона и около 200 человек отправить в местную синагогу, где они подверглись очередным издевательствам, избиениям и оскорблениям со стороны полицейских, немецких и румынских солдат. Переживший этот ужас Янку Нафтуле рассказал: «Нас построили в колонну и отправили в Большую синагогу Тыргу Фрумос под охраной полиции и войск. В пути помощник комиссара И. Ботез, откомандированный на это время из Ясс в Тыргу Фрумос, избивал нас. Меня по приказу И. Ботеза один военный ткнул штыком… При входе в синагогу нас обыскали и отняли деньги, бижутерию, авторучки, кольца и т. д., их складывали в ведро и составляли список с указанием фамилии и перечислением снятых предметов, но не в соответствии с действительностью, так как у меня забрали 258 тыс. леев, обручальное кольцо и авторучку, а рано утром второго дня я подписался, что получил обратно деньги, в действительности получил только 20 000 леев, остальное осталось у них» [163]. Упомянутый И. Ботез, по словам очевидцев, унес в неизвестном направлении два чемодана с бижутерией и вещами [164].

Если кто-то из евреев просился во двор по нужде, его выпускали и тут же расстреливали. Попытки местной еврейской общины (в городе проживало около 1600 евреев) помочь своим единоверцам не увенчались успехом, сам ее председатель Фрейтаг, предпринявший такие шаги, был избит.

Тем временем в связи с запретом немецкого командования разгружать эшелон с евреями в Тыргу Фрумос, министерство внутренних дел Румынии через префекта Каптариу передало распоряжение об отправке евреев этого поезда на юг, в г. Калараш (у. Яломица) [165], что привело к значительному продлению мук и издевательств над запертыми в вагонах людьми, лишенными в эти знойные летние дни воды, свежего воздуха, пищи, медицинской помощи и находившимися под постоянным страхом быть уничтоженными фашистскими палачами. Диспетчер движения железнодорожной станции Тыргу Фрумос Гицу Петря при допросе сказал, что, насколько ему известно, «было запрещено давать воду евреям из эшелона», и только «некоторые ставни окошек были открыты», двери же вагонов, до отказа забитых людьми, «были заперты» [166]. И так на всем пути. Недалеко от ст. Пашкань «поезд смерти» остановился на какое-то время. Мимо проходила женщина-румынка. Из-за жуткого запаха она зажала нос рукой, перекрестилась и произнесла: «О боже мой, но ведь они же люди, зачем с ними такое творят?». Вытащив из кармана два кусочка сахару, она хотела протянуть их через окошко вагона страдающим. Но охранник пригрозил ей штыком [167].

После краткой остановки в Тыргу Фрумос эшелон стали готовить к отъезду в Калараш. Находившиеся в синагоге евреи были отправлены обратно на вокзал. «Около 3 часов утра, – вспоминал Натан Гольдштейн, – нас возвратили к вагонам, погрузили и задержали на берегу р. Бахлуй до утра среды 2 июля 1941 г. Будучи у реки и столько времени испытывая жажду, очень многие не выдержали и выбирались из вагона через маленькое окошко, чтобы попить воды. Большинство были застрелены солдатами, я могу описать сцену, когда старшина, помощник Триандафа, коменданта эшелона, убил ребенка 11-летнего возраста следующим образом: ребенок побежал попить воды, старшина выстрелил ему в ногу, и он упал. Все время ребенок умолял: воды, воды! И тогда старшина схватил его за ногу, спрашивая: хочешь воды? И сам же ответил ему: «пей» и сунул его головой в воду и держал, пока ребенок не захлебнулся, а затем старшина пустил тело по Бахлую» [168].

Надо полагать, что организаторы геноцида были довольны первыми результатами применения метода умерщвления людей путем их удушения. Согласно акту, составленному сублокотенентом Триандафом и представителями местных властей Тыргу Фрумос, 1 июля из вагонов, прибывших из Ясс, были извлечены трупы 654 умерших евреев. Из-за сильной жары они основательно разложились, почернели, нестерпимый запах разносился на всю округу, создавая неудобства для самих исполнителей этой чудовищной акции.

Почти два дня ушло на уборку и захоронение погибших в вагонах евреев. На эту работу были привлечены местные цыгане, прельщенные возможностью чем-то нажиться на не до конца еще обобранных мертвецах. Тогда они еще не знали, что спустя несколько месяцев им самим придется пережить ужасы депортации. Ночью были мобилизованы также 10-15 молодых евреев из Тыргу Фрумос, которые на местном еврейском кладбище вырыли 2 большие ямы (по 25-30 м в длину), куда из грузовиков сбрасывали трупы, как мусор. Некоторые настолько разложились, что у них отлетали руки и ноги. Городской санитарный врач Тыргу Фрумос Константин Георгиу в своих показаниях сообщил: «Я констатировал смерть каждого умершего. Большинство из них были с пробитыми черепами, некоторые с выбитыми глазами. Другие с такими повреждениями на теле, вызванными ударами, создавалось впечатление, что некоторые еще в Яссах были погружены мертвыми. [169]. Священник Паул Теодореску, приехавший за покупками в Тыргу Фрумос, из «любопытства», как он сам выразился, заглянул на еврейское кладбище, чтобы просмотреть своими глазами, что там творится. Подойдя к яме, куда по-варварски сбрасывали трупы, он услышал голос: «Умираю, умираю». П. Теодореску обратился к присутствующему немецкому унтер-офицеру, прекрасно говорившему по-румынски (явно из немцев – жителей Румынии), обратив его внимание, что среди мертвых сбросили в яму живого еврея, и он, как румынский священник – православный, заявляет, что «никакая религия в мире не разрешает живьем хоронить человека», и в силу этого требует вытащить его из ямы. Немец пристыдил священника за стремление спасти еврея [170]. Когда немцы покинули кладбище, за определенную плату удалось вытащить несчастного. Свидетель Василе Мандаке, участвовавший в этом, рассказал, что пришлось отбросить 15-20 трупов, чтобы добраться до живого еврея, лежавшего на дне ямы. Он был голый, грязный и весь в крови. «После того как мы заполнили яму трупами, – продолжал Мандаке, – примарь Тотопеску дал приказ вылить на них керосин, примерно 50 литров, привезенных из примарии, сверху набросали солому и подожгли… Был ужасный дым и страшная вонь» [171].

1 июля, после полудня, эшелон с евреями покинул Тыргу Фрумос. В вагонах-душегубках запертые люди продолжали погибать сотнями. Не прошло и суток, и на заре 2 июля из поезда, прибывшего на ст. Мирчешть, были выгружены 327 погибших от ран и удушья. Их закопали на окраине села Лунгань уезда Роман. Прошел еще день, и на ст. Сэбоень из поезда были выгружены еще 172 трупа, и там же их закопали [172].

В г. Роман эшелон впустили только после того, как в Сэбоень он был очищен от накопившихся мертвецов. Уж больно сильно и далеко чувствовался невыносимый запах разложившихся трупов. В городе размещался в это время Генштаб румынской армии. Эшелон отогнали на запасной путь и благодаря решительному вмешательству председателя местного Красного Креста Виорики Агарич впервые узники «поезда смерти» получили долгожданную воду. Инженер И. Гросу вспоминал: «Если часть из нас выжила, то этим мы обязаны жене одного генерала, которая в Романе распорядилась открыть вагоны. Нам дали питьевую воду и воду для умывания» [173]. А.И. Куперман также отмечает: «В результате вмешательства г-жи Агарич и санитарной службы IV роты были подстрижены и выкупаны часть из нас. Мы в ночь на 3 июля ночевали в зале этой воинской части на земле, вернее, на камнях, под охраной. Под утро нас погрузили в другой состав, который опорожнили от русских военнопленных. Вши, засевшие в соломе, овладели нами. Мы получили воду, по 2-3 кусочка сахара и по четверти буханки хлеба и на этом просуществовали до Калараша, куда прибыли, как привидения с того света. В Романе из около 100 человек всего нашего вагона остались живыми 27 (среди них 2 детей 12-14 лет)» [174].

В отчете Триандафа «О порядке транспортировки евреев из Тыргу Фрумос в Калараш-Яломица» сказано, что в Романе во время очистки эшелона от евреев для их санитарной обработки «были найдены 47 трупов», а перед отправкой со ст. Роман «нашлось еще 6 трупов». Поскольку при этой обработке одежда заключенных была сожжена, то по приезде в Калараш почти все оказались голыми. До станции назначения еще дважды выбрасывались из поезда трупы умерших: в Мэрэшешть – 10, в Ипотешть – 40 [175].

В воскресный день 6 июля, в конце дня, эшелон прибыл в Калараш. В рапорте Триандафа сказано, что при разгрузке поезда обнаружено 1011 живых евреев и умерших 25. Живые евреи и умирающие были переданы дежурному офицеру 23-го пехотного полка» [176]. При окончательном подсчете осталось 980 из 2530 [177]. «Путь от вагонов до двора полка был ужасающим: голые люди, еле волочившие ноги, голодные, измученные от жажды и жары, с гнойными ранами, которые восемь дней не бинтовались, с засохшей кровью на теле, уже утратили человеческий облик. Я видел шедших мимо людей, которые, придя в ужас при появлении этого конвоя, стали убегать. Нас заперли в гаражах для того, чтобы кто-то из командиров полка, которым нас передали, проявил сколько-нибудь человечности и дал бы этим умирающим питьевой воды. Только утром пришли представители еврейской общины и начали нами заниматься» [178].

Рано утром 30 июня со ст. Яссы двинулся второй эшелон с евреями. В 19 товарных вагонах было заперто более 1900 человек, в среднем по 106 в вагоне, рассчитанном максимум на 35. Для укомплектования этого состава заключенных стали приводить евреев, арестованных ночью и на рассвете 30 июня. Разгрузить поезд предстояло на ст. Подул Илоаей, в 20 км от Ясс. Казалось, максимум за 30 минут можно было туда добраться. Но не тут-то было. Узникам второго эшелона пришлось пережить те же муки ада, что и первого поезда. Оказавшийся во втором составе А. Пролингер вспоминал: «Прибыв на вокзал, нас уложили на землю, а затем началась давка и запихивание в вагоны для скота. Тех, которые поднимались медленно, избивали. Всунули нас по 100-120 человек в один вагон, затем заперли и окна забили досками. Мы сразу поняли, что они намереваются убить нас путем удушья. После того как наши вагоны были заполнены до отказа, началось на весь знойный день «прогуливание» по маршруту Яссы-Подул Илоаей. Я очутился в вагоне с моим братом. С нами был врач-еврей в офицерской форме, у которого лицо было в крови и изуродовано от ударов. Спустя непродолжительное время после отхода поезда из-за жары я потерял сознание… Не знаю, что дальше произошло с нашим вагоном. Перед тем как меня покинуло сознание, я слышал стоны, крики и удары в стены вагонов людей, находившихся в соседнем с нами вагоне. Нe знаю, как мы прибыли в Подул Илоаей, когда открыли вагоны, когда нас выгрузили, кто и как нас встретил. Знаю только, что очнулся в полночь, лежа на скамейке в помещении и рядом со мной в таком же положении находились и другие люди. Утром, когда проснулись и другие, я узнал, что меня вытащили вместе с мертвыми, выгруженными из вагонов, погрузили в подводу и привезли в синагогу в помещение, в котором я находился. Проснувшись ночью, я стал звать своего брата, но никто мне не ответил. Из пяти знакомых мне лиц в вагонах умерли четыре: мой брат, Миша Лейзерович, Мишель Шехтер и Дину» [179].

Второй эшелон находился в пути только восемь часов, тем не менее было колоссальное число погибших. Из-за давки люди в вагонах умирали стоя, прижавшись к живым и полуживым. Перед отправкой поезда в последний вагон забросили около 80 трупов евреев, убитых на подступах и на самом вокзале, некоторые – проткнутые штыками, многие с пробитыми черепами от ударов железными молотками. Согласно донесению ясского жандармского инспектора полковника Г. Бэдеску, в этом втором эшелоне умерло 1194 еврея [180]. В Подул Илоаей был составлен акт приемки эшелона местным начальством. В нем отмечалось, что в 19 вагонах было заперто 1974 еврея, по 80-150 человек в каждом, число скончавшихся – 1198, живых – 776 [181]. Захоронение трупов и содержание живых было возложено на местную еврейскую общину (она насчитывала 1550 человек). Врачи-евреи стали оказывать медицинскую помощь пострадавшим. Данные о количестве оставшихся инвалидами и умерших во временном лагере не приводятся. В самих Яссах после отправки эшелонов погром пошел на спад. Кое-где фашистские бестии еще не унимались, продолжали грабежи и зверства. На ул. Св. Андрея против своего дома на скамеечке сидел 80-летний Москович и ожидал возвращения сына. Мимо прошла группа допризывников краткосрочной службы и застрелила его. В это же время сын старика был убит на ул. Св. Лазаря [182]. Квестор полиции подполковник К. Кирилович и начальник городской сигуранцы 1 июля 1941 г. докладывали ясскому инспектору полиции: «30 июня 1941 г., примерно около 13.30 часов, группа румынских солдат была осведомлена о том, что на этаже дома, в котором находится аптека «Agare» на ул. И.К. Брэтиану раздались оружейные выстрелы. На этом месте, то есть на площади Св. Спиридона, находился румынский танк, который пустил в ход пулемет. Стреляя в сторону дома, он пробил стекла одной квартиры. Сразу же приступили к обыску в этом, а также в других домах и собрали около 18 (по данным префекта Каптариу, 20) евреев… Все эти 18, среди которых был ребенок с отцом и матерью, были отправлены на ул. Василе Конта напротив площади Св. Спиридона, уложены на землю и расстреляны из танкового пулемета. Были там и некоторые немецкие солдаты, они присутствовали при этой сцене. Видя, что некоторые были только ранены, их добили выстрелами. Через некоторое время грузовая машина примарии подобрала трупы и отвезла их, по-видимому, на еврейское кладбище» [183]. В общей сложности в этот день 1 июля, по сведениям регионального инспектора Джиосану, немецкими и румынскими солдатами, а также полицейскими «были расстреляны 50 евреев» [184].

Судя по всему, от плана депортации всех евреев из города Яссы властям пришлось отказаться. По-видимому, в условиях войны и дефицита транспортных средств осуществить отправку десятков тысяч людей было в то время непосильной для Румынии задачей. В конце дня 30 июня 1941 г. поступило распоряжение «больше не загружать поезда евреями» и отправлять их в тыл страны.

§ 5. Убийцы заметают следы

Преступники всегда стараются скрыть следы своих деяний или, по крайней мере, найти им оправдание. Двор квестуры полиции и улицы города были завалены трупами убитых евреев, лужи крови видны были везде. Эти неопровержимые свидетельства бандитской акции нужно было срочно убрать.

1 июля 1941 г. 80-летняя Лея Мойсе отправилась в квестуру узнать о судьбе своего сына и двух зятьев, арестованных в день «кровавого воскресенья». Ее там задержали и заставили работать. «Вместе со мной, – впоследствии рассказала она, – были и другие люди, среди которых и адвокат Паул Лазэр. Нас заставили убрать двор от крови и следов творимых преступлений. Собирали человеческие мозги, мыли мостовую от крови. Без еды меня продержали в квестуре три дня. На третий день появился генерал, который объявил нам, что во всем происшедшем виноваты евреи, открывшие огонь по румыно-германским войскам» [185].

На улицах города коммунальные службы стали убирать трупы убитых евреев еще во второй половине дня 29 июня и продолжали весь день 30 июня. Евреев же, специально мобилизованных, заставили смывать кровь на тротуарах и проезжей части улиц. Собранные трупы свозились на еврейское кладбище и в другие места на окраине города. Бывший начальник коммунальной службы города Влад Мариевич рассказал, что по линии его ведомства на проведении этой работы были задействованы четыре грузовые машины и 24 подводы по сбору мусора. В каждую подводу грузили по 10 мертвецов, в грузовики по 30. Вся эта процедура проводилась под надзором жандармов и полицейских. В. Мариевич отметил, что «грузили и умирающих, которые были задавлены брошенными на них трупами, или их сбрасывали в ямы еще живыми». Во дворе квестуры, у ворот, он видел штабеля трупов, сложенных, как дрова, даже машина не могла полностью войти во двор. «По земле, до самых ворот, текла кровь, в которую наступил и я на всю толщину подметки» [186].

Такую же картину рисует в своих показаниях и шофер коммунальной службы Василе Спиносу. Он говорил, что во дворе квестуры лежали в штабелях не только трупы убитых, у ворот «с правой стороны некоторые были еще живы, но варварским образом изуродованы и искалечены». Его машину сопровождали четверо немцев, и совершил он «восемь ходок на еврейское кладбище и каждый раз перевозил 20-30 трупов». Лично он из кабины машины не выходил, но от грузчиков слышал, что «из какой-то канавы они вытаскивали живых людей, которые тут же расстреливались немцами и румынами и грузились в машину. Вообще в грузовик бросали и живых людей, только раненных, я слышал их стоны. Сначала разгружали трупы на краю ямы, но затем присутствовавшие там офицеры и полицейские посчитали, что это продолжается очень долго, и распорядились подогнать машину прямо к яме и опорожнить ее, как от мусора. Потекла сначала кровь, затем вываливались трупы, как попало» [187]. На еврейское кладбище возил убитых на машине шофер Гримоколски Ион, остальные машины и подводы сбрасывали трупы в других местах. Сколько уничтоженных евреев было собрано в городе, никто не считал.

1 июля упомянутый Василе Спинеску, с 10 утра и до 6 вечера, перевозил трупы в местечке Подул Илоаей. «Трупы, – рассказывал он, – находились на равнине, справа от шоссе, и были в состоянии сильного разложения, некоторые разбухли раз в пять от нормального состояния. Трупы загружались в машины людьми, мобилизованными жандармами, это были румыны, цыгане, евреи. Некоторые трупы при прикосновении разваливались, и отдельно забрасывались руки, ноги и т. д. Присутствовали при этом жандармы во главе с плутоньером, полицейские, представители местных властей и «несколько немецких солдат, которые фотографировали, но не вмешивались, стояли, как зрители. Одежду и обувь собирали в кучу. Кстати, костюмы, одежду, деньги забирали люди, которые участвоваш в погрузке трупов, еще и перевозчики из Ясс грабили мертвых, и даже мне предлагали часы» [188].

Начальник коммунальной службы В. Мариевич отмечал, что после работы по перевозке трупов многие возчики вечером были пьяны и, по его убеждению, «они грабили покойников, убеждение подкреплялось тем, что при получении зарплаты даже не стали считать деньги, создавая видимость отсутствия интереса к ним. Многие были очень хорошо одеты, в костюмах, не соответствующих их материальным возможностям» [189].

Следует отметить, что гитлеровские головорезы старались на всякий случай застраховаться от возможных обвинений в уничтожении людей, свалив все на своих румынских союзников. Они запасались фотографиями, фиксирующими только зверства и грабежи румынских солдат и полицейских, сцены же с участием своих головорезов «не замечались». Об этой немецкой хитрости квестор Кирилович сообщил в одном из донесений своему начальству. Еще немецкие фашисты прибегали к таким трюкам: на улице Ксенопола они вытащили из дому предпринимателя Жака Оливенбаума, выпускника Парижской коммерческой академии, и семью Маркусона, владельца парфюмерного магазина «Елефант», и расстреляли их. После этого труп Оливенбаума они пристроили к своему пулемету и в таком виде засняли его как «доказательство» нападения евреев на немецкую армию. Вскоре эта фотография появилась на страницах известного немецкого пропагандистского журнала «Der Adler» [190].

Румынские фашистские власти не осмеливались фотографировать своих великодержавных союзников при уничтожении евреев. Они состряпали собственный альбом фотографий о «враждебных акциях» евреев против румынской армии, который был вручен вице-премьеру Михаю Антонеску. Для истории стряпались мотивирующие погром «документы». Уже к концу дня 29 июня генерал Ставреску, на которого пала значительная ответственность за гибель тысяч людей, решив, по-видимому, иметь в архиве Документ, оправдывающий его действия против евреев, направил в адрес министерства внутренних дел Румынии телеграмму с изложением своей версии о погроме в Яссах, о причинах и его последствиях. В сущности, он зафиксировал на бумаге пущенные в ход в первые дни войны слухи о сбитых над Яссами советских самолетах, число которых он довел уже до 40, о четверых пойманных летчиках, среди которых один бывший пекарь из Ясс и одна бывшая студентка местного университета, оба, естественно, евреи, о припрятанных ясскими евреями непойманных советских летчиках, которые в ночь с 28 на 29 июня с целью «терроризировать население Ясс» открыли огонь из пистолетов и автоматов, «правда, без особого эффекта», и «хотя стреляли беспрерывно до 9 утра, было всего 3 жертвы». Румынским и немецким войскам, находившимся «в большом количестве» в городе, мол, ничего не оставалось делать, как ответить на огонь огнем, окружить и обыскать дома, откуда раздавались выстрелы, пойманных (мужчин, женщин, детей) отправить в квестуру полиции, где «признанные виновными тут же были расстреляны германо-румынскими войсками, арестовавшими их». Ссылаясь на доклады квестора Кириловича, Ставреску определил число убитых в Яссах «около 300 и много раненых», главную роль в бойне отводил «немецким солдатам» и только «некоторым румынским», которые «в излишнем усердии обнаружить виновных способствовали приумножению террора». При этом генерал не исключает, что среди последних были лица, «симпатизирующие легионерам». Заслугу прекращения погрома Ставреску приписывает своим активным действиям в этом направлении, а отправку «заложников» за пределы Ясс «поездами смерти» он оправдывал необходимостью «сохранять спокойствие», так как те самые «100 заложников евреев являлись причиной ожесточения немецких войск» [191]. Генерал, хорошо осведомленный о последствиях погрома, намеренно занизил цифры о числе расстрелянных и отправленных в «поездах смерти» евреев. Скрывает он и тот факт, что второй эшелон был укомплектован в основном евреями, арестованными в ночь с 29 на 30 июня.

Басни Ставреску о советских летчиках, напавших на румынские и германские войска и вызвавших этим погром, были настолько неубедительны и смехотворны, что никем из полицейских руководителей г. Яссы в донесениях своему начальству не повторялись. За основу интерпретации событий 29 июня в городе ими взята версия, пущенная в ход самим правительством Румынии.

Официальная правительственная версия о событиях в Яссах была изложена в «Коммюнике», опубликованном в «Правительственном вестнике» от 1 июля 1941 г. (ч. I, № 153) и обнародованном на второй день в периодической печати. В нем утверждалось, что Советский Союз всеми путями старается совершать акты саботажа и беспорядка в тылу фронта путем забрасывания при помощи авиации шпионов и террористов, которые устанавливают контакты с советскими резидентами на местах, а также с «иудео-коммунистическим населением в целях совместной организации актов агрессии». Далее в «Коммюнике» сообщалось, что «в Яссах были расстреляны 500 иудео-коммунистов, которые из домов открыли огонь по немецким и румынским солдатам», и что «впредь все попытки нарушить покой и порядок будет подавляться тут же, беспощадно». Мирному населению вменялось в обязанность сообщать местным властям о появлении в населенном пункте «подозрительных и чужих» и указывалось, что «кто вовремя не донесет о нарушителях порядка и безопасности, будут расстреляны вместе со всей семьей» [192]. О «поездах смерти» в этом документе нет никаких упоминаний.

Присутствием в правительственном «Коммюнике» формулировки «иудео-коммунистическое население» подчеркивалось, во-первых, что к коммунистам, то есть врагам румынского народа и государства, относятся не какие-то отдельные лица еврейской национальности, состоящие в компартии, а все еврейское население, независимо от пола, возраста, профессии, социального положения и политических убеждений. Во-вторых, «Коммюнике», исходящее от правительства, возглавляемого И. Антонеску – «спасителем нации», должно было придать убедительность и достоверность неизвестно кем распространяемым слухам о провокационных, враждебных действиях евреев, усилить ненависть к ним в преддверии развертывания наступления немецко-румынских войск на бессарабском участке фронта, сопровождаемого, как известно, массовым истреблением еврейского населения в «вызволенных провинциях». Не случайно Генштаб румынской армии в тот же день, 30 июня 1941 г., разослал действующим на фронте армиям приказ, по своему содержанию в духе вышеприведенного коммюнике. В нем сказано, что «еврейское население причастно» к враждебным действиям в тылу фронта, направленным против румынских войск, на что генерал Антонеску во время посещения им фронта обратил внимание командующих армиями и потребовал проявить бдительность и приказал всем командирам частей и соединений «быть беспощадными и расстреливать на месте всех, кто действуют против армии и интересов страны» [193].

Лично штабу 14-й пехотной дивизии под командованием Ставреску начальник Генштаба румынской армии генерал Иоанициу ночью 30 июня послал телеграмму-молнию следующего содержания: «Господин генерал Антонеску приказал, чтобы все евреи-коммунисты из Ясс и все, у которых найдены красные флаги и оружие, были расстреляны в эту же ночь, о выполнении доложить Яломице» (зашифрованный код Генштаба -И. Л.) [194]. Телеграмма несколько запоздала: к этому времени, к концу дня 30 июня, сотни евреев были уже расстреляны без того, чтобы у них были найдены оружие и красные флаги. Вряд ли об этом в Генштабе не знали.

В очередном правительственном коммюнике, появившемся в прессе 2 июля 1941 г., было объявлено: «За каждого убитого немецкого или румынского воина будут расстреляны 50 иудео-коммунистов» [195].

Появление буквально на второй день после «кровавого воскресенья» сообщения правительства о событиях в Яссах и приказа по армии – лишнее доказательство того, что и кондукэтор, и его заместитель Михай Антонеску, и в Генеральном штабе румынской армии были прекрасно осведомлены о готовившемся погроме в Яссах, зорко следили за его ходом, одобрили действия убийц и никого из них к ответственности не привлекли.

Срочно перестроились в духе правительственных установок все местные начальники. Префект Ясского уезда полковник Д. Каптариу, который в докладе министерству внутренних дел Румынии 29 июня на основе проведенных расследований писал, что «определенные лица стараются бросить вину на евреев города с целью натравить на них немецкую и румынскую армии, а также христианское население и вызвать их массовое убийство», 2 июля свой доклад тому же министерству завершает словами: «Из совокупных расследований и информаций вытекает, что беспорядки, имевшие место в Яссах 28-30 июня с. г., вызваны евреями, которые в громадном большинстве являются коммунистами, к которым примкнули и некоторые коммунисты-христиане. Цель этих волнений – вызвать панику и беспорядок в тылу частей, сражающихся с врагом на Пруте». «Движение было вовремя подавлено, – торжественно докладывал префект, -цель, поставленная себе этими криминальными элементами, находившимися на службе у врага, достигнута не была» [196].

Впервые в донесениях появляются примкнувшие к евреям, учинившим «беспорядки», «некоторые коммунисты-христиане». Конкретных имен и фамилий не приводится. Не идет ли речь о местных жителях-неевреях, которые из чисто гуманных побуждений стремились спасти евреев от бесчинств фашистских молодчиков? А ведь были и такие, даже кое-кто поплатился за это жизнью. Инженер Наум, христианин, шурин местного прокурора Касиана, бывший ассистент кафедры химии медицинского факультета, служащий гигиенического учреждения в Яссах, при попытке спасти одного еврея от расправы был убит на ул. Пэкурарь румынским офицером, который перед выстрелом произнес: «Умирай, собака, вместе с жидом, которого защищаешь». Священник Рэзмерицэ, ставший на защиту группы евреев по ул. Сэрэрие, был также застрелен. Такая же сцена повторилась на ул. Зугравилор, где несколько железнодорожников-антисемитов убили рабочего-токаря Иона Георгиу [197]. Существенные коррективы в духе правительственного коммюнике внес в освещение Ясского погрома квестор К. Кирилович. Если утром 30 июня в его и Стэнчулеску донесении, отправленном ясскому инспекторату полиции и сигуранцы, не было ни одного слова о каких-то провокациях и враждебных действиях евреев, более того, сказано, что их арестовывают «без всякой причины», «по придуманным» обвинениям, то уже вечером того же дня в «лично-конфиденциальном» докладе на имя министра внутренних дел К. Кирилович писал, что «некоторые агрессивные евреи, оказавшие сопротивление, были избиты, а другие, несомненно, признанные виновными, были тут же расстреляны» [198]. Придуманная квестором виновность заключалась в том, что 29 июня в 13.15 из соседних домов евреи-коммунисты открыли огонь по квестуре полиции с целью «облегчить бегство арестованных» и этим вызвали ответный огонь со стороны немецких и румынских солдат, привели к «ранению и гибели» части арестованных. Заметим: никаких конкретных фамилий «евреев-преступников» в донесении Кириловича, Каптариу и других представителей властей не приводится.

Как и генерал Ставреску, подполковник Кирилович представил отправку из Ясс заключенных в квестуре евреев как меру вынужденную, вызванную теми же евреями-коммунистами, продолжавшими стрелять, и в этой ситуации якобы опасно было для общественного порядка оставлять в квестуре такое количество евреев [199]. Коль так, остается спросить: зачем тогда после отправки эшелона с арестованными в квестуре евреями нужно было еще всю ночь на 30 июня продолжать насильственно вторгаться в еврейские дома и арестовывать людей? На этот вопрос ответ может быть лишь однозначным: с самого начала власти в лице Иона Антонеску и его заместителя Михая Антонеску планировали выселить из Ясс всех евреев. И, как отмечалось, лишь по техническим причинам не удалось полностью осуществить этот план.

При внимательном чтении румынских документов о погроме – правительственном Коммюнике, полицейских донесений и докладов – возникают и многочисленные резонные вопросы. Сколько же должно было быть в Яссах этих до зубов вооруженных евреев-коммунистов, каким огромным количеством винтовок, пистолетов, автоматов, пулеметов и боеприпасов они располагали, коль одновременно в разных районах города осуществляли нападение на колонны немецких и румынских войск, вели огонь всю ночь с 28 на 29 июня и до самого утра, а затем еще днем 29 июня и кое-где и 30 июня? Как объяснить, что при таком большом числе нападавших евреев, при такой концентрации у них оружия и боеприпасов ничего не было найдено в ходе многократных и тщательно проведенных силами войск, жандармов и полиции обысков в еврейских домах, откуда якобы раздавались выстрелы? Есть смысл еще раз напомнить, что сообщали своему высокому начальству полицейские чины города: «Не был пойман ни один стрелявший еврей» (генеральный инспектор полиции Джиосану, 29.VI) [200]; «никто не пойман на месте преступления» (префект Каптариу, 29.VI); «не удалось поймать виновных» (префект Каптариу, 2. VII) [201]; «хотя были устроены слежки всеми постовыми и патрулями, все же ничего обнаружить не сумели» (квестор Кирилович, вечером 30.VI); «не удалось поймать ни одного из тех, кто стрелял» (квестор Кирилович, секретарь квестуры Стэнчулеску, утром 30.VI) [202]; «были окружены все кварталы немецкими войсками, 14-й полицейской ротой и городскими полицейскими, но результат отрицательный, не обнаружены лица с оружием при них» (квестор Ляху, 2.V1I)203; «в течение 5 дней нахождения со всей командой в г. Яссы не было найдено никакого оружия в домах евреев» (Воакэ Терапонте, из допроса шофера оперативной группы ССИ) [204]; «я установил, что не умер никто из солдат, по которым, как утверждали, стреляли» (из допроса сотрудника ССИ Константина Михалчи).

И, наконец, среди опубликованных документов о Ясском погроме есть собственноручная письменная «Декларация» от 2 июля 1941 г. квестора К. Кириловича относительно событий в городе 29-30 июня 1941 г. В ней нет никаких ссылок на действия каких-то евреев-коммунистов, советских агентов, которые якобы открыли огонь по румынским и немецким войскам, о чем он писал в сводке за два дня до этого. Без указания, кто именно вел огонь, в «Декларации» сказано: «Вечером 28.VI. с.г. в 21.30, когда мы все находились на службе, в разных точках города началась стрельба из оружия, сначала редкая, затем более интенсивная, даже из автоматов». И далее: «Были сразу же созданы бригады из полицейских и городовых с задачей провести тщательные обыски в домах. Участвовали в этих обысках по собственной инициативе немецкие команды. Результат обысков – негативный, не найдено оружие, не пойманы стрелявшие». Напрашивался вывод: кто же являлся организатором этой провокации, приведшей к гибели тысяч невинных людей? К. Кирилович, по понятным причинам, обходит этот вопрос. Его «Заключение» гласит: «Беспорядки были спровоцированы действиями, имевшими место в ночь с 28 на 29 июня с. г., которые взбудоражили и взвинтили до самого высокого накала немецкие и румынские войска, а также гражданское население, создав крайне враждебную и неблагоприятную атмосферу для еврейского населения, хотя не был пойман ни один еврей с оружием в руках, стрелявший по колоннам (войск – И. Л.) или прохожим». В своей «Декларации» квестор особенно выпячивает зверства немцев, которые избивали евреев «дубинками но голове и туловищу, тут же большинство убивали» [205].

Особый интерес в этом плане представляет отчет о событиях в Яссах, составленный генеральным директором полиции Румынии генералом Е. Леовяну. 29 июня через Министерство внутренних дел Румынии ему было передано поручение И. Антонеску об отправке в г. Яссы для ознакомления на месте с ситуацией «в связи с беспорядками», имевшими место в этом городе. 1 июля он прибыл в Яссы и с помощью подчиненных составил свое заключение. Главный полицейский страны посчитал, по-видимому, что в конфиденциальном документе, предназначенном лично для главы государства, следует изложить всю правду. Он рассказал о том, как железногвардеец ст. сержант Манолиу безнаказанно расстрелял группу евреев и был отпущен на волю претором 14-й дивизии, описал, как развивались события в ночь с 28 на 29 июня, подчеркнув, что обыски в домах евреев «дали отрицательный результат», то есть не найдено оружие и не обнаружен ни один еврей, стрелявший по румынским и немецким войскам. В отчете признается, что евреи подверглись чудовищным издевательствам, многие были расстреляны и ограблены, приводятся выше указанные нами цифры о числе депортированных из Ясс евреев. Е. Леовяну констатирует: «Не было ни одного раненого или убитого в румынских частях, подвергнутых обстрелу, также никаких следов пуль на стенах домов или разбитых стекол». Поскольку проверить устное заявление начальника немецкой комендатуры капитана Хоффмана о том, что потери германских войск составляют 20 убитых и раненых солдат и унтер-офицеров, так как квестору Кириловичу было отказано в просьбе навестить раненых, то он, Леовяну, полагает, что «и у немцев нет убитых и раненых, следовательно, была предпринята ложная атака с салонным оружием (на месте обнаружены гильзы от такого вида оружия) и с грохотом, имитирующим выстрелы автоматов… Мое мнение, – заключал полицейский генерал, – это видимое покушение было организовано кем-то заинтересованным по задуманному плану, претворенному легионерами в целях усилить ненависть германской армии к еврейскому населению и вызвать грабежи». Е. Леовяну не уточняет, кто, по его мнению, был заинтересован «усилить» у гитлеровцев «ненависть к евреям» [206].

О том, что «нападение» евреев на румынские и немецкие войска явилось провокацией со стороны организаторов погрома, говорил и упомянутый бывший претор Гэлушка.

Он утверждал, что массовое истребление евреев «было прекрасно организовано» властями, пулеметы были установлены «для создания видимости ведения огня евреями по войскам, стреляли же в воздух и не задели ни единого солдата. Ни один солдат не был убит евреями» [207].

После всего этого напрашивается еще один вопрос: коль не схвачены вооруженные евреи, якобы участвовавшие в нападении на румынские и немецкие войска, также не найдены при обысках в еврейских домах оружие и красные флаги, на основе каких вещественных доказательств в считанные минуты определялась «несомненная» виновность людей, которых тут же расстреливали. Можно ли вообще за несколько часов трем-четырем полицейским комиссарам допросить несколько тысяч человек и определить их виновность?

Отчет Леовяну от 2 июля 1941 г. вряд ли представлял интерес для кондукэтора. Уж он-то был прекрасно осведомлен о событиях в Яссах и, как уже отмечалось, не собирался привлекать к уголовной ответственности головорезов и убийц. При встрече И. Антонеску заявил Леовяну, что он не разобрался в том, что творилось в Яссах: мол, стреляли по войскам не легионеры, а евреи, и, следовательно, они заслужили кары со стороны немцев. Начальнику полиции подсказали, что не следует, учитывая ситуацию, примешивать гитлеровцев к участию в погроме. За подписью Леовяну для истории появились новые варианты его отчета, выдержанные в духе правительственной версии, в которых в категорической форме утверждается: «Бесспорно, евреи из микрорайона открыли огонь по войскам». После войны Леовяну заявил следственным органам, что новый вариант подсунул ему заместитель министра внутренних дел Жак Попеску, и он, не читая, подписал его [208].

Кое-кто из ясских начальников постарался сохранить для истории представление о погроме как о проявлении воли румынского народа. Претор Кирилович и начальник сигуранцы города Ангел в своем обзоре о моральном состоянии населения г. Яссы в период 22 июля – 22 августа 1941 г. писали: «Румынское население единодушно одобрило те массовые экзекуции, выражая свое желание, чтобы эти расстрелы производились в большем масштабе…» [209].

§ 6. Последствия Ясского погрома

Слухи о погроме в Яссах разошлись по всей стране. Опубликованные в прессе официальные версии о его причинах вызвали новый прилив антисемитизма. В этой обстановке помочь хоть чем-то попавшим в беду ясским евреям было невозможно. «Когда стали поступать страшные известия из столицы Молдовы, – пишет раввин А. Шафран, – я вместе с Фильдерманом сделал отчаянные попытки в надежде спасти хотя бы несколько жизней. Но «поезда смерти» уже курсировали. Обращались в Красный Крест, в Министерство внутренних дел, госбезопасность (сигуранцу – И. Л.), Управление румынских железных дорог, благотворительные общества» [210]. Попытки оказались тщетными. Более того, 4 июля 1941 г. префект полиции г. Бухареста генерал Георге Раду, рассказывает А. Шафран, «созвал всех руководителей нашей общины и произнес речь, сказав, что евреи виноваты во всех бедах страны и, как полагают, они и впредь будут предаваться актам саботажа. Он отпустил нас, предупредив, что я как главный раввин буду первым потенциальным заложником. Я ответственен за поведение евреев всей страны и лично должен буду отвечать за последствия их действий» [211].

Пришлось от имени Федерации еврейских общин и духовных лидеров обратиться ко всем евреям Румынии с призывом соблюдать законы страны, исправно платить налоги, во время воздушных тревог находиться в укрытиях и придерживаться правил светомаскировки, оказывать помощь армии и правительству, не прислушиваться к ложным слухам, не обсуждать политические и военные вопросы и т. д. [212]. В одном из писем на имя кондукэтора Федерация, заведомо зная, что ее предложение никак не будет принято, сообщала о готовности евреев служить в румынской армии и воевать в ее рядах на фронте [213].

Все эти заверения в верноподданничестве не помогли. Ссылаясь на правительственную версию о враждебных действиях ясских евреев, «бдительные» префекты разных уездов поспешили обзавестись заложниками из среды местного еврейского населения, которые своей жизнью должны были отвечать за всякое «антирумынское» проявление в городе или уезде. Число заложников определял сам префект. Так, 1 июля 1941 г. префект уезда Ботошань подполковник Виктор Мэеску приказал полиции и жандармерии взять в заложники евреев в возрасте от 18 до 60 лет в следующем количестве: в самом уездном центре Ботошань – 70 человек, в г. Хырлэу – 20, в селах Бучечя, Фрумушика, Сулица, Штефанешть – по 10, всех их держать взаперти в помещениях полиции городов Ботошань и Хырлэу. В приказе определялся и состав заложников, ими должны были быть раввины и хахамы, ремесленники разных специальностей, известные в прошлом симпатизанты коммунизма и т. д. В случае актов саботажа и терроризма пойманные на месте преступления и даже не пойманные, но при наличии доказательств их вины, должны быть расстреляны публично, на площади «в присутствии еврейского населения». За каждого убитого румынского или немецкого солдата подлежали уничтожению 50 евреев из числа заложников [214].

В городах Бакэу, Роман, Васлуй, Текучь в заложниках находились 50-60 евреев, в Плоештах, Бузэу, Фокшань, Бырлад, Галац заложниками считались все евреи-мужчины в возрасте от 18 до 60 лет. Префект уезда Текучь полковник И. Стаматиу распорядился выделить в городе «еврейский район» и туда в течение 72 часов переселить всех евреев. В г. Фокшань (у. Путна) всех 1150 евреев сосредоточили в отведенном районе города, 70 из них взяли в заложники [215]. Префект уезда Ковырлуй полковник Думитру Готеску в своем приказе предупреждал, что «евреи, пытавшиеся скрыться от ареста путем бегства, будут преследоваться по всей стране и они испытают на себе страшные последствия». Евреям Галаца полковник Готеску запрещал собираться группами более двух человек, посещать кафе, рестораны и т. д. [216]. В уездном городе Пятра-Нямц власти взяли в заложники от каждой еврейской семьи одного мужчину в возрасте от 16 до 60 лет, в результате под арестом оказалось около 1500 человек. За всеми этими людьми никаких противозаконных действий не числилось. Более того, среди заложников было много ветеранов Балканских и Первой мировой войн. В свое время евреи этого города, сражаясь в рядах румынской армии, удостоились боевых наград за храбрость в боях, 105 погибли на фронте, 22 вернулись калеками. На городском памятнике героям жителям Пятра-Нямц значатся 28 еврейских фамилий, а всего их 71 [217]. Как отмечалось в письме Федерации еврейских общин от 8 июня 1941 г. на имя министра внутренних дел Румынии, заложники, среди которых было полно открытых противников коммунизма, оказались в худшем положении, чем находившиеся в лагерях «сторонники и агенты коммунизма», поскольку жизнь заложников по ложному обвинению могла оборваться [218].

Во многих городах и местечках для евреев были введены комендантские часы, они могли ходить по городу только с 7 утра и до 20 часов, а кое-где только до 18 часов. Посетить рынок для приобретения продуктов питания разрешалось только после 10-ти или 11-ти часов, когда рынок практически закрывался. Для опознания евреев и выделения их из основной массы горожан было приказано всем евреям, независимо от пола и возраста, пришить на левой стороне груди или рукаве шестиконечную звезду («звезду Давида») из ткани или полотна желтого цвета на черном фоне, размером 7 см в диаметре [219]. Начальник полиции г. Бакэу И. Куптор в своем приказе предупреждал, что в случае невыполнения его предписания в течение 48 часов нарушители будут арестованы и переданы полицейским органам или военной комендатуре   [220].

В эти же дни по приказу И. Антонеску не только в прифронтовых районах, но и во всей Румынии силами жандармерии проводилось «очищение» сельской местности от евреев и концентрация их в уездных городах, чтобы в подходящий момент поступать с ними так, «как будет приказано». Добираться до уездного центра изгнанным из сел евреям приходилось, главным образом, пешком. Каждая семья должна была обеспечить себе питание на четыре дня, перед уходом передать местным властям свои дома, магазины, мастерские и т.д. По подсчетам Федерации еврейских общин, такая участь ожидала 40 000 сельских евреев, включая женщин, детей, стариков. 5 июля 1941 г. евреи – жители сел и местечек Штефанешть, Бучечя, Сэвень, Фрумушика, в общей сложности около 1000 человек, были отправлены в г. Ботошань, небольшая группа в г. Дорохой. В Ботошанах, перед вступлением в город, евреев-переселенцев избили и ограбили, никто из властей не позаботился о размещении этих людей в мало-мальски человеческих условиях [221]. В небольшом городке Беюш жандармы согнали 708 евреев из сел Васкэу, Чейка, Тинка, Чюмегиу и Холод. Для их размещения власти потребовали от маленькой местной еврейской общины построить бараки на территории, где закапывали погибший от сибирской язвы скот, выделив на это 20 000 000 леев [222]. В городе Турда, куда пригнали 2070 евреев, приспособили для них под лагерь помещения бездействующих двух фабрик и мельницы [223].

В самих Яссах после «кровавого воскресенья» такого масштаба резни больше не было, но преследования продолжались. Новый военный комендант города генерал Думитру Карлаонц 6 августа 1941 г. издал приказ, обязывающий «все население еврейского этнического происхождения, независимо от пола и возраста», в течение 48 часов пришить к груди «звезду Давида». Еще, говорилось в этом приказе, в большом районе города (примерно 25 % всей его площади), огороженном речушкой Калкаина, улицами Рыпа, Музелор, Конта, Пэкурарь, Шкоапа, Косма и шоссе Яссы-Мунтань включительно, впредь евреям жить и вступать запрещено. Им приказано было в течение трех дней покинуть свои дома, взяв с собой «только одежду и необходимое для себя», оставив нетронутыми «мебель, ковры, постельное белье», поскольку в этих квартирах будут размещены военные. Нарушители, говорилось в приказе, «будут считаться шпионами и приговариваться к смертной казни» [224]. Не только дома, но и принадлежащие в этой зоне евреям магазины, фабрики, мастерские были «румынизированы». Как и в других городах Румынии, в Яссах евреи могли находиться на улице с 6 утра и до 7 вечера, была также введена система заложничества.

Предлогом послужил пожар на городской электростанции, в результате которого вышел из строя трансформатор. Как всегда, вина была возложена на «евреев-саботажников», работавших на станции, хотя выяснилось, что пожар возник из-за небрежности рабочих нееврейской национальности. В качестве заложников были отобраны известные в городе еврейские общественные деятели, они отвечали жизнью за каждый «акт саботажа» своих соплеменников. Первоначально они содержались в школе «Талмуд-Тора» на улице Руфень, затем их перевели в помещение бывшей столовой Гелцер на ул. Елены Доамны и, наконец, в школу «Жунимя» № 2 на улице Палат [225].

Смертельная опасность нависла над заложниками, когда еврейской общине было отпущено всего 48 часов на оборудование полевого госпиталя на 500 мест для румынских раненых, прибывающих с фронта в большом количестве[226]. Делегаты общины под контролем полицейских обходили дома евреев, собирали кровати, матрацы, одеяла простыни, наволочки, пододеяльники, подушки, посуду и т. д. Приказ властей был выполнен, казнь заложников не состоялась, но жизнь их всегда висела на волоске, так как шантаж продолжался.

Еще много дней и месяцев ощущались трагические последствия погрома. В своем «Реферате» упомянутый Браунштейн пишет: «Улицы города были безлюдны, хотя прошли уже четыре недели после погрома. Кое-где можно было видеть открытый магазин и человеческую фигуру, следившую за прохожими. Здания еврейских религиозных учреждений представляли жалкий вид» [227].

Десятки синагог города были разграблены, свитки Торы и священные книги разорваны и сожжены. Украшение города величественный храм, дар барона Нейшатца, был почти разрушен, там, где раньше стояли алтарь и дорогая мебель, валялись бочки из-под бензина и мазута. Разрушено и ограблено было здание приюта для детей, просуществовавшего около 80 лет, одного из лучших в стране, также построенного на средства того же Нейшатца. Дети этого благотворительного учреждения частично были размещены по еврейским семьям, но многие сироты пропали. Директор этого бывшего образцового приюта Смотрич, автор многих еврейских дидактических пособий, оказался в первом «поезде смерти», на его глазах один солдат выстрелом в упор смертельно ранил его жену [228].

Разрушена и ограблена была начальная еврейская школа «Культура» на улице Мырзеску и размещавшийся в этом здании детский приют. В здании Объединения еврейских женщин поселилась часть немецкой «Организации Тодта». Материальный ущерб в результате разрушений и ограблений еврейских учебных, культурных, религиозных и благотворительных учреждений и организаций, жилых помещений, магазинов, складов, промышленных предприятий и мастерских не поддавался никакому учету. Еврейским учреждениям и организациям пришлось сильно потесниться. В здание приюта для стариков, рассчитанного на 70 человек, пришлось втиснуть 150 пожилых людей, лишенных в результате погрома крова, и 300 беженцев-евреев, изгнанных властями из близлежащих местечек Биволарь, Рэдукэнень, а также упомянутых 18 чудом оставшихся в живых евреев из м. Скулень. Во флигеле этого здания стал ютиться офис еврейской общины города, который ежедневно в поисках помощи посещали сотни обездоленных евреев [229]. В результате погрома осталось множество детей-сирот, помещенных на полном содержании общины в одной из еврейских больниц города, вдов без всяких средств к существованию, семейств без основного кормильца, искалеченного или томившегося в лагерях Калараш, Подул Илоаей и др.

Осталось определить: сколько же ясских евреев погибло в результате кровавой акции, учиненной фашистскими головорезами? Исследователь Раду Иоанид справедливо отметил: «Трудно определить число жертв Ясского погрома» [230]. Действительно, в документах и литературе приводятся самые разнообразные цифры. Если руководствоваться только данными, фигурирующими в документах румынских властей, то погибли: 500 «евреев-коммунистов», расстрелянных в самих Яссах «за нападение на немецких солдат» (правительственное коммюнике), 1419 умерших в первом «поезде смерти» Яссы-Калараш (рапорт начальника охраны поезда сублокотенента А. Триандафа от 9 июля 1941 г.) и 1198 во втором эшелоне Яссы-Подул Илоаей (акт приемка эшелона от 1 июля 1941 г. местными властями), итого 3517 человек [231]. Но власти, естественно, были заинтересованы скрыть масштабы резни, они не занимались учетом числа расстрелянных и приконченных другими способами в квестуре полиции, на улицах города, в еврейских домах, в бомбоубежищах и т. д. А сколько в результате побоев и огнестрельных ран, полученных во время погрома, умерли после него или стали калеками на всю жизнь, сколько ясских евреев, побывав в лагерях Калараша и Подул Илоаей, не вернулись к своим семьям? Такую статистику власти не вели.

Журналист Мариус Мирку полагает, что 29 июня 1941 г., в день «кровавого воскресенья», в самом городе погибло 900 евреев, в том числе 500 расстреляны в квестуре [232], остальные за ее пределами, то есть на улицах, в домах, бомбоубежищах. В одном донесении румынской полиции говорится о 300 убитых в Яссах евреях, в другом – капитан Константин Дарие [233], очевидец погрома, называет цифру от 3 до 4-х тысяч убитых и раненых [234]. В приложении к донесению от 19 августа 1941 г., направленному в Вашингтон, посольство США в Бухаресте ставило под сомнение официальные данные румынского правительства о 500 расстрелянных евреях и выдвигало предположение, что их число может составить 4500 или 5000 человек.

Некоторые цифры о количестве уничтоженных в ходе погрома евреев содержатся в немецких источниках. Некий майор немецкой военно-полевой полиции (подпись неразборчива) в своем рапорте о проделанной работе в период с 16 по 30 июня 1941 г., сообщает, что «при попытке восстания» с целью якобы вызвать «пертурбацию на фронте» ясских евреев было уничтожено «около 2500-5000» человек [235]. В эти цифры, учитывая, что предельная дата отчета 30 июня, не могли войти данные о погибших в «поездах смерти». Германский посланник в Румынии Манфред фон Киллингер в телеграмме, направленной в Берлин 1 сентября 1941 г., в доказательство необоснованности упреков румын «в благосклонности к евреям», указывает на «ликвидацию около 4000 евреев в Яссах» и приказ И. Антонеску о мобилизации около 60 000 евреев недавно «освобожденных» территорий на строительство и ремонт дорог [236].

Спустя два года после погрома, в 1943 г., в одном из документов шефа ССИ Еуджена Кристеску, приведенных в книге Кристиана Транкотэ «Еуджен Кристеску – ас румынских секретных служб» [237], промелькнула цифра 13 266 жертв Ясского погрома. Корреспондент известной итальянской газеты «Corriere della Sera» на советско-германском фронте, побывавший в начале войны в Яссах, в своей книге «Kaputt» [238], утверждает, что во время погрома погибло 7000 евреев. Раввин А. Шафран в своих мемуарах называет 12 000 жертв [239]. М. Карп в «Черной книге» пишет: «Если даже не 12 000, как утверждает легенда, но наверняка намного больше половины этой цифры [240]. В послевоенной Румынии в материалах суда над обвиняемыми в погроме приводится цифра 8000 убитых. Этой цифры придерживались официальные историки коммунистической Румынии [241]. В наши дни этой цифрой оперируют исследователи Раду Флориан и Раду Иоанид. Жан Анчел в последней своей монографии отметил, что 29-30 июня 1941 г. в Яссах при поддержке частей германской армии «более пятнадцати тысяч евреев были там убиты» [242].

Современные почитатели маршала И. Антонеску, ратующие за его реабилитацию и оправдывающие в целом его политику, называют цифру около 3000. Румынские исследователи И. Калафетяну и Аурика Симион еще при власти Н. Чаушеску оперировали цифрой 3223 еврея, убитых во время Ясского погрома. Эту же цифру приводят А. Карецки и М. Ковач [243]. Любая из приведенных цифр подтверждает, что речь идет о тысячах уничтоженных людей.

Закончилась война, кое-кому пришлось держать ответ за свои преступления. Состряпанные на скорую руку в дни погрома всякие донесения, отчеты, сводки, призванные на всякий случай оправдать резню, не пригодились. К ним привлеченные к ответственности за содеянное не апеллировали. Как часто бывает в таких случаях, виновники преступления, чтобы спасти свою шкуру, начинают валить ответственность друг на друга. Полковник Константин Лупу при допросе заявил: «Ответственность за ситуацию в Яссах во время бойни падает в первую очередь на префекта уезда, который не отдал ни одного приказа и не принял никаких мер, чтобы помешать тому, что произошло». Беспорядки же, по его мнению, «провоцировали немецкие войска». «Лично он, — продолжал К. Лупу, – будучи свидетелем, как гитлеровцы с помощью жандармов выдворяли из домов евреев, не принял меры, чтобы приостановить эти действия, поскольку эти жандармы принадлежали префектуре, которая только и должна была принять меры». Словно забыв, в чьем подчинении были жандармы, полковник в свою защиту сказал, что «по собственной инициативе» он «брал группы жандармов и ими разоружал тех, которые стреляли и арестовывали евреев» [244].

Генерал Ставреску утверждал, что он вообще редко бывал в городе, а во время погрома ему доложили, что «немцы проводят обыски», «заняли квестуру». Он же распорядился «срочно собрать праздно шатавшихся по городу солдат и не вмешиваться в операции, проводимые полицией и жандармерией», ратовал за то, чтобы «не скапливать много евреев в квестуре и освободить всех, у кого документы в порядке», и даже «предупредил расправу над евреями во дворе квестуры», начатую немцами, и вообще он «не имел никакого отношения к операциям в гарнизоне, а также к переброске оставшихся в живых (евреев – И. Л.), к их погрузке и отправке на вокзал [245].

Показания генерала Леовяну по содержанию напоминают его первый отчет на имя И. Антонеску от 2 июля 1941 г. Он заявил по поводу погрома, что «пришел к выводу, что это была провокация, устроенная немцами», и «замешаны были легионеры, сотрудничавшие с полицией и частями, находившимися в городе», нападение на колонны войск «симулировалось путем выстрелов из салонного оружия типа «Флоберт», стрелявшего на расстояние 3-4 метров», о чем свидетельствовали «найденные на улице гильзы от пуль» [246]. Генерал отказался от своих обвинений в адрес евреев, признал, что их грабили, избивали, убивали.

Бывший префект Ясского уезда Каптариу в своих показаниях назвал немцев организаторами и главными исполнителями расправы над евреями, к ним примкнули железногвардейцы. Это они, гитлеровцы, заняли квестуру полиции города, арестовывали, избивали лопатами и дубинками, расстреливали евреев. Он же, Каптариу, настоял перед генералом Ставреску обратиться к германскому командованию с просьбой приостановить бесчинства, и вместе с генералом и квестором Кириловичем, находясь в квестуре, стремились приостановить бойню [247]. Относительно депортации арестованных евреев из Ясс Д. Каптариу сказал: «Немцы, оккупировавшие квестуру, требовали срочно эвакуировать евреев из Ясс, именно арестованных, иначе они будут расстреляны». Само решение об их отправке было принято генералом Ставреску по согласованию с Министерством внутренних дел, и оно было обусловлено настойчивой угрозой немцев расстрелять арестованных в квестуре, если они срочно не будут эвакуированы и вывезены из Ясс» [248]. Но если, как представлял дело бывший префект, депортация явилась заботой о жизни арестованных в квестуре евреев, зачем, после их отправки в «поезде смерти», всю ночь на 30 июня продолжались обыски и аресты в домах евреев и организация второго эшелона смерти? О том, как умертвили в этих «поездах смерти» более 2,5 тысячи человек, Ставреску, Каптариу и др. предпочли умолчать. Зато Д. Каптариу не преминул напомнить о своем донесении в Министерство внутренних дел от 29 июня 1941 г., в котором сказано, что огонь против колонны румынских и немецких войск имитировали организованные группы железногвардейцев с целью разжечь ненависть к евреям. Однако он не счел нужным сказать, по чьей указке 2 июля 1941 г. изменил свои выводы, обвинив во всем евреев.

В ходе следствия и суда над румынскими военными и полицейскими участниками погрома в Яссах прояснилась роль спецслужб в его организации. Руководитель румынской Специальной службы информации Е. Кристеску, стараясь снять с себя и его организации ответственность за бойню в Яссах, в своих показаниях следственным органам утверждал, что его служба непричастна к ней, ноги его подчиненных в дни погрома в городе не было, они появились позже. Сам он получил информацию о случившемся в этом городе от начальника 2-го отдела (контрразведки) Генштаба полковника Динулеску. Он якобы предпринял расследование и, насколько он припоминает (само дело будто пропало), в Ясском погроме «замешаны были 3 подпольные немецкие информационные службы», а именно гестапо, служба безопасности и секретная полевая военная полиция, с которыми сотрудничала подпольная «румынская группа», состоящая «из старых антисемитских элементов Ясс». Это они «устроили провокацию. В квестуре полиции г. Яссы, откуда стреляли по войскам «Организации Тодта», их в Яссах было большое количество, и, хотя среди них не было ни одного раненого, они приступили к развязыванию резни» [249]. Одним словом, всю вину за погром Е. Кристеску возложил на немцев. Но уже приведенные факты о деятельности майоров ССИ Балотеску и Тулбуре по подготовке банд легионеров, о чем знали и докладывали своему начальству квестор Кирилович и военный комендант города полковник Лупу, опровергают заявления Е. Кристеску о непричастности его службы к погрому. В отличие от своего шефа, бывшие сотрудники ССИ не отрицали участия их службы в организации погрома. Хорошо осведомленный бывший начальник секретариата ССИ упомянутый подполковник Траян Борческу рассказал на допросах (они состоялись 12 ноября 1945 г., 15 и 18 января 1946 г.), что 18 июня 1941 г., то есть за несколько дней до начала военных действий на советско-германском фронте, Е. Кристеску во главе группы офицеров из 1-го оперативного эшелона отправился в сторону Ясс, прихватив с собой все заранее подготовленные дела на «евреев-коммунистов, симпатизантов, подозрительных». От сотрудника своего секретариата Раду Сильвестру, входившего в состав этой группы, ему, Борческу, известно, что Е. Кристеску и «весь его эшелон в те дни находился в Яссах» и «свои сводки отправлял прямо маршалу (тогда еще генералу – И. Л.) Иону Антонеску, в Пятра-Нямц (в этом румынском городе в начале войны размещался штаб кондукэтора – И. Л.), а один экземпляр – в Бухарест, лично Михаю Антонеску…». Он, Борческу, эти сводки не видел, но ему попал в руки тот самый альбом с фотографиями, присланный курьером лично для Михая Антонеску. Составил этот альбом один из ответственных работников ССИ Флорин Беческу-Джорджеску, он же автор пояснений к каждой фотографии, а доставил фотографии Георге Кристеску, брат Еуджена Кристеску. В объяснительной записке, приложенной к альбому,  действия погромщиков оправдывались тем, что «евреи с помощью советских партизан открыли огонь по германским и румынским войскам на пути к фронту». Чтобы придать достоверность этой лживой версии, в альбом были вложены фотографии с изображением изрешеченных якобы еврейскими пулями стен домов и валявшихся на земле убитых румынских и немецких солдат.

Т. Борческу отмечал, что «в реализации кровавых акций в Яссах» ССИ тесно сотрудничал со II отделом Генштаба, возглавляемым полковником Раду Динулеску, «без согласия и приказа» которого нельзя было обеспечить участие военных в погроме». Среди активных участников резни в Яссах Т. Борческу назвал от ССИ помощника комиссара Григория Петровича, который, по свидетельству членов его команды, долго задерживался в квестуре полиции в часы, когда со всех концов города сгонялись евреи [250].

И другие сотрудники ССИ не отрицали участия их организации в погроме. «Мы все служащие ССИ и все из моей секции, – заявил Раду Галериу из секции «Г», – были убеждены, что резня евреев в Яссах была организована Кристеску при помощи своих людей Микандру, Странски, Прока и подполковника Иона Лисиевича» [251]. Другой сотрудник ССИ подполковник М. Рэдулеску вспоминал, что 24 декабря 1941 г., в день Святого Евгения, когда отмечали именины шефа, он, сидя рядом с К. Ионеску-Микандру и Странским, был свидетелем такого высказывания Микандру: «Погодите, покончим мы с евреями так, как мы сделали это в Яссах совместно с ССИ. Когда уставали одни, их место занимали другие. Не так ли, Сандуле (Странски – И. Л. )?» [252].

Сейчас, при отсутствии в нашем распоряжении многих германских документов, когда подозрительно исчезли дела ССИ о событиях конца июня – начала июля 1941 г. в Яссах, трудно сказать, кому принадлежала сама идея организации погрома. В какой-то мере Ясский погром выглядит как претворение в жизнь угрозы, прозвучавшей из уст кондукэтора еще на заседании правительства 4 апреля 1941 г. Он, напомним, сказал тогда, что если дело дойдет до уличных беспорядков, он оставит евреев без защиты. «Я вместе с органами власти удалюсь в безопасное место и позволю их (евреев -И. Л.) истреблять» [253].

Присутствие гитлеровцев в Яссах отбросило необходимость румынским органам власти укрываться в безопасном месте, оно позволило им стать из пассивных наблюдателей резни ее активными участниками.

От кого бы ни исходила идея организации погрома, ясно одно: беспощадно убивали безвинных евреев как немецкие, так и румынские головорезы, не считаясь с полом и возрастом своих жертв. На правах представителей «высшей расы» гитлеровцы, естественно, задавали тон, играли главенствующую роль. Вместе с тем, стремление некоторых авторов всю ответственность за погром взвалить на немцев и снять ее с румынских властей, не выдерживает критики. Резня в Яссах со всей убедительностью показала, что фашистские диктатуры в Германии и Румынии стали союзниками не только в войне против СССР, но и в решении «еврейского вопроса» в нацистском духе.

Обеспокоенный тем, как бы погром в Яссах не стал достоянием мировой общественности, в приказе от 4 июля 1941 г. за №4914, разосланном силовым структурам, румынский фюрер представляет эти кровавые действия, мягко именуемые им «беспорядками», как акцию, совершенную исключительно недисциплинированными солдатами, помимо и вопреки воле властей. В приказе нет никакого намека и на широкое участие в погроме гитлеровцев и даже железногвардейцев. «В ходе беспорядков, имевших место несколько дней назад в Яссах, – сказано в приказе, – армия и власти предстали в неприглядном свете… Позор тем более велик, что солдаты по собственной инициативе, чаще всего только ради того, чтобы грабить и истязать, нападают на еврейское население и без разбора убивают их… Поступая таким образом, мы всему миру показываем, что являемся недисциплинированным и нецивилизованным народом и выставляем авторитет и престиж румынского государства в неприличном виде… Преступления такого характера являются позорным пятном для всего народа, и за них впоследствии будут расплачиваться другие поколения, не совершавшие их».

В приказе не повторяются басни о нападении ясских евреев на румынские и немецкие войска, о пособничестве ими советским летчикам и парашютистам. Чинам армии и жандармерии, знавшим истину, было бы смешно твердить об этом. Кондукэтор ограничился упоминанием безнаказанных «оскорблений и нападений» евреев на румынские войска при отходе их из Бессарабии и Северной Буковины летом 1940 г. Не преминул он сказать, что евреи «отнимали хлеб у бедняков, спекулировали и задержали развитие румынского народа на несколько веков». Этим он как-то стремился оправдать вспышку юдофобства, вылившуюся в кровавый погром.

Чтобы не создавать у подчиненных впечатления об отказе от политики окончательного решения «еврейского вопроса», в приказе сказано: «Необходимость избавиться от этой напасти на теле румынизма неоспорима, однако только правительство имеет право принять необходимые меры. Эти меры находятся в стадии претворения и они будут применены по нормам, установленным мною. Непозволительно, чтобы каждый гражданин и каждый солдат присваивал себе миссию решать еврейскую проблему путем грабежа и резни».

В конце приказа, лишний раз доказывающего, что кондукэтор был хорошо осведомлен о погроме, для видимости он пригрозил отдать под суд и наказать по закону нарушителей [254]. Как будет показано дальше, к моменту появления этого «сочинения» И. Антонеску истребление евреев в Северной Буковине и Бессарабии уже шло полным ходом, и никто за это не был привлечен к ответу.

Опасением, как бы вещественные доказательства о злодеяниях в Яссах не стали достоянием мировой общественности, было также продиктовано распоряжение изымать полученные каким-то образом фотографии с изображением погребения жертв погрома на еврейском кладбище в Яссах. «Просим, – писал своим подчиненным квестор кишиневской полиции, – конфисковать эти фотографии, не допустить их распространения, выяснить их принадлежность и срочно доложить результаты» [255].

По числу жертв Ясский погром можно отнести к крупнейшим акциям по уничтожению евреев в первые дни советско-германской войны. Безошибочно можно утверждать, что он не явился результатом вырвавшихся наружу стихийных сил, обозленных враждебными действиями евреев г. Яссы, якобы напавших на румынские и немецкие войска и оказавших всякую другую помощь Красной армии. Эта версия, пущенная в обиход организаторами бойни, которую они старались застолбить для истории наспех состряпанными документами и которая в посткоммунистические годы усердно пропагандируется почитателями маршала И. Антонеску и защитниками его антисемитской политики, никакими доказательствами не подтверждается.

Здравомыслящие румыны уже в ту пору выражали недоверие правительственным версиям о причинах погрома. Известный румынский политик, многократный министр и последний председатель Сената при правлении короля Кароля II Константин Арджентояну, ознакомившись с правительственным сообщением о расстреле 500 «иудео-коммунистов», якобы по совету свалившихся с неба советских парашютистов открывших огонь по румынским и немецким войскам, а также с другим сообщением, в котором говорилось, что за каждого убитого немецкого или румынского солдата будут расстреляны 50 «иудео-коммунистов», стрелявших по войскам из-за спины, записал в своем дневнике: «Возникает вопрос: чем (стреляли – И. Л.)? Разве не разоружили весь народ после событий в январе? (Имеется в виду легионерский мятеж 21-23 января 1941 г. – И. Л.)». «Поскольку у жидов нет оружия, – заключает престарелый политик, – остается полагать, что речь идет о коммунистах, вооруженных легионерским движением… Не является ли это способом, используемым генералом Антонеску, чтобы «отречься» от своих бывших товарищей по правительству? Все возможно при режиме, упразднившем законность»… Но это было пока его предположение.

Спустя некоторое время, пообщавшись со свидетелями Ясского погрома, К. Арджентояну добавил в своих дневниковых записях: «Добропорядочные люди, побывавшие там, рассказали мне невообразимые вещи, которые доказывают, что мы пребываем еще на очень низкой ступени гуманности. В Яссах не убивали легионеров и коммунистов-христиан, как утверждалось, убивали только евреев и самым варварским способом. Резню спровоцировали несколько легионеров; некоторые из них стреляли из окон, в сторону улицы, впрочем, никого не задев – только одного немецкого офицера. Другие легионеры начали кричать на улице: «Евреи стреляют по нашей армии и по немцам»; этого было достаточно, и все набросились на евреев. От дома к дому немецкие СС, румынские солдаты, легионеры и все ясские подонки обшарили все. Вытаскивали целые семьи со стариками, женщинами, детьми и беспощадно уничтожали их. Были убиты таким образом более 7000… Остальных построили в колонну и отправили на вокзал. Конвои людей в лохмотьях, седоволосых стариков, больных погнали, как скот. Если кто-то спотыкался и падал, подонки набрасывались на него и избивали дубинками.

Оставшихся в живых затолкали в товарные вагоны одного на другого, по сто-двести в каждом вагоне. Предварительно обдали полы вагонов креолином. Вагоны были герметически заперты, и несчастных 4 дня возили без пищи и воды. Когда вагоны открыли, из них выплеснулась отвратительная вонь, ибо трупы и испражнения перемешались с живыми в единую массу: отвратительно, отвратительно».

Вряд ли автора этих строк можно заподозрить в антипатриотизме. Не знал старый политик только, кто за кулисами организовывал и управлял погромом. Между тем, факты неоспоримо говорят о том, что погром в Яссах был заранее запланированной руководством страны акцией. Его подготовку секретные службы Германии и Румынии проводили с привлечением банд железногвардейцев и других антисемитских элементов еще до начала военных действий на советско-германском фронте.

Собственно, к такому выводу пришел суд над румынскими виновниками Ясского погрома. В обвинительном заключении сказано: «Кто организовал резню? Кто руководил ею и ответственен за нее? Прежде чем ответить на эти вопросы, необходимо подчеркнуть, что расследование неопровержимо установило, что жители-евреи не сигнализировали, не имели связи с советскими летчиками, не были вооружены, не стреляли по румынским и германским войскам, ибо, несмотря на все обыски, проведенные в еврейских домах, ни у кого не обнаружили никакого оружия, а среди румынских и немецких войск не было ни одного убитого или раненого. Следовательно, все, что было отнесено на счет жителей-евреев, не что иное как криминальная инсценировка с целью оправдать массовые убийства на улицах города во дворе квестуры, а также в поездах, в которые их погрузили». И далее: «С самого начала было видно, что эта криминальная инсценировка исходила от преступного правительства и выполнена Секретной службой по договоренности с немцами и группой легионеров, обученных и вооруженных майорами Балотеску Георге и Тулбуре Емилом, заранее прибывших в Яссы с этой целью» [256].

Главная цель этой провокации – вызвать в преддверии массового уничтожения евреев Бессарабии, Северной Буковины новый прилив юдофобства, а заодно, поскольку это совпало с неудачами первых дней войны на бессарабском участке фронта, списать их за счет «враждебных действий» евреев. Нет сомнения, что все это делалось с ведома и одобрения тогдашнего руководства Румынии. Лишнее доказательство этого – никто из убийц, среди которых было много железногвардейцев, считавшихся противниками И. Антонеску, не был привлечен к ответственности за кровавые деяния и не понес наказания. Погром в Яссах показал, что для проведения замышляемой «этнической чистки» в Бессарабии и на Буковине власти располагают многочисленными отрядами головорезов и убийц, готовых решать в нацистском духе извечный «еврейский вопрос». В ходе «кровавого воскресенья» и в последующие дни были отработаны различные способы уничтожения людей, в том числе умерщвления в пресловутых «поездах смерти». Школу мародерства и геноцида прошел большой отряд будущих блюстителей «порядка», ожидавших направления в Бессарабию и Северную Буковину. Ясский погром стал своеобразной генеральной репетицией Холокоста, развернувшегося летом 1941 г. в вышеназванных двух провинциях. В городах, местечках и селах Румынии в ее границах на день 22 июня 1941 г. в таком масштабе погром не повторился.

Примечания

1. Историко-дипломатический архив (далее: ИДА). Фонд микрофильмов румынских документов. Telegrama cifrată căfre legaţiile din Roma şi Berlin. 10 Mai, 1941.

2. Documents on German Foreign Policy (1918-1945), series D (1937-1945). – V. XII. P. 996-1005 (далее: DGFP, series D); Procesul marii trădări nationale (Stenograma desbaterilor de la tribunalul poporului asupra lui Antonescu). Bucureşti. – P. 63 (далее: PMTN).

3. Государственный архив Черновицкой области (далее: ГАЧО). Ф. 30. Оп. 4, Д. 33. Л. 1409.

4. Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. В 7-ми томах. -Т. 2. Преступление против мира. – М., 1958. – С. 689 (далее: Нюрнбергский процесс…).

5. НАРМ. Ф. 706. Оп. 1. Д. 53. Л. 55.

6. Нюрнбергский процесс… – Т. 2. – С. 689.

7. Там же.-С. 583.

8. DGFP, series D. V. XII. – Р. 1047-1049.

9. Evreii din România intre anii 1940-1944. Vol. II. Problema evreiasca in stenogramele Consiliului de Miniştri. Redactor Z. Ornea. Prefaţa: Acad. Prof. Dr. Nicolae Cajal. Volum alcatuit de Lya Benjamin. Ed. Hasefer. – Bucureşti, 1996. – P. 234 (далее: E. R. Vol. II).

10. Ibidem. – P. 235.

11. DGFP, series D. V. XIII. – P. 318-319.

12. The Einsatzgruppen reports. Selections from the Dispatches of the Nazi Death Squad’Campaign Against the Jews July 1941 – January 1943. Edited by Yitzhak Arad, Shmuel Krakowski. Shmuel Spector. Holocaust Library’. – NY. – P. 4-19 (далее: The Einsatzgruppen reports…).

13. Documents Concerning the Fate of Romanian Jewy during the Holocaust. Vol. V. Selected and edited by Dr. Jean Ancel. P.l (далее: DCFRJDH); Evreii din Romania intre anii 1940-1944.-Vol. III. 1940-1942: Perioada unei mari restrişti. Partea I-a. Cuvînt inaint.: acad. prof. Dr. Nicolae Cajal. Ed. Hasefer. – Bucureşti, 1997. – P. 217-218 (далее: E. R. – Vol. III).

14. DCFRJDH. – Vol. V. – P. 1-6.

15. Ibidem. – P. 2-4; Vol. VI. – P. 207.

16. Ibidem.-Vol. V.-P. 8.

17. Ibidem. – P. 9. – Vol. II. – P. 414-415; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 218-220.

18. Matatias Carp. Cartea Neagră – Suferinţele evreilor din România. 1940-1944. – Vol. III. Transnistria.-Ediţiaa II-a.Ed.Diogene.-1996.-P.79-80(далее:C.N.);DCFRJDH. -Vol. III. -P. 578-579.

19. C. N. – Vol. III.-P. 79-80.

20. DCFRJDH. – Vol. III. -P. 106.

21. Ibidem.-P. 200.

22. Ibidem.-P. 507.

23. DCFRJDH. – Vol. II. -P. 453.

24. Ibidem.-P 417.

25. DCFRJDH.-Vol. II.-P. 203.

26. Пасат В. Суровая правда истории. Депортации с территории Молдавской ССР в 40-50-е гг. – Кишинэу, 1998. – С. 98, 101.

27. Там же.-С. 104-108.

28. Котляр М. Кровь на снегу. Свидетельские показания. – Иерусалим, 1989. – С. 16.

29. Пасат В. Указ. соч. -С. 107-108.

30. E. R. – Vol. II. – Р. 365; НАРМ. Ф. 706. Оп. 1. Д. 560. Л. 211.

31. Пограничные войска в годы Великой Отечественной войны 1941—1945. Сборник документов. – М.: Наука, 1968 (далее: Пограничные войска…). – С. 27; Советские архивы. -1966. -№3.-С. 58.

32. Центральный архив Министерства обороны России (ЦАМОР). Ф. 516. Оп. 7720. Д. 1. Л. 1; Ф. 455. Оп. 3974. Д. 2. Л. 2; Д. 3. Л. 1; Ф. 496. Оп. 641617. Д. 4. Л. 6; и др.

33. Timpul.- 1941.-22 iunie (ediţia speciala); 1941.-23 iunie; 1941.-24 iunie.

34. С. N.-Vol. II.-P. 69.

35. E. R. – Vol. II. – P. 236.

36. Ibidem. – P. 244.

37. DGFP. Series D. – Vol. XII. – P. 1047-1049.

38. ЦАМОР. Ф. 228. Oп. 710. Д. 3. Л. 233; Д. 16. Л. 89, 93; Ф. 516. Oп. 7220. Д. 4. Л. 1-3; Ф. 496. Oп. 9815. Д. 4. Л. 9, 14; Ф. 455. Oп. 3974. Д. 3. Л. 1 ; Пограничные войска… – С. 31, 34, 38—40; Защитник Родины. – 1941.-27, 29, 30 июня; Советские архивы, – 1966. – № 3. – С. 39, 59; Исторический архив. – 1961. – Ха 3. – С. 98-99; Военно-исторический журнал. – 1961. -№ 6. – С. 51-52 и др.

39. Вестник. – Выпуск I. Люди остаются людьми. Свидетельства очевидцев. – Черновцы, 1991. – С. 42 (далее: Вестник…).

40. Подробно см.: Котляр М. Указ соч.

41. Молдова сочиалистэ. – 1941. – 26 юлие.

42. ЦАМОР. Ф. 496. Оп. 641617. Д. 4. Л. 40.

43. Там же. Л. 227.

44. Там же. Л. 228.

45. Защитник Родины. -1941.-5 июля.

46. Советская Молдавия. – 1941. – 24 июня.

47. Стягул Рошу. – 1941. – 27 юние.

48. Путеря Советикэ. -1941.-1 юлие.

49. Молдавская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза. 1941-1945. -Т. I. -Кишинев. – С. 26,45 и др. (далее: МССР в Великой Отечественной…).

50. DCFRJDH. – Vol. VI. – Р. 425—426; Jean Ancel. The Romanian Way of Solving the «Jewish Problem» in Bessarabia and Bucovina. June-July 1941 -Yad Vashem Studies, 19. – 1998. – P. 199— 200 (далее: YVS).

51. C. N. – Vol. II. – P. 74.

52. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 45-46.

53. ЦАМОР. Ф. 496. Oп. 641617. Д. 4. Л. 93; Ф. 224. Oп. 932. Д. 10. Л. 4-5.

54. C. N. – Vol. II.-P. 25.

55. Ibidem.

56. C. N. – Vol. II.-P. 77.

57. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 409.

58. C. N. – Vol. II.-P. 78.

59. Ibidem. – P. 79; DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 195.

60. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 409.

61. Ibidem. – Vol. VI. – P. 46; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P 254.

62. HAPM. Ф. 1026. Д. 11. Л. 186., 186 об.

63. “Martiriul evreilor din Romania 1940-1944. Documente şi mărturii. – Bucureşti, 1991. -P. 121-122 (далее: Martiriul evreilor… или MER); C. N. – Vol. II. – P. 80-82.

64. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 409.

65. C. N. – Vol. II. – P. 75-76;. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 408; E. R. – Vol. III. – Partea I. -P. 309-310.

66. C. N. – Vol. II. – P. 76;. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 408.

67. C. N. – Vol. II. – P. 76. В очередном письме от 28 июля 1941 г., направленном командованию 14-й пехотной дивизии, полковник Матиеш пишет, что все расстрелы евреев в Скулянах, Бельцах и Маркулештах осуществлены на основе приказа 3-й армии N» 1949/1941 и 14-й дивизии Ха 24218 от 11 июля 1941 г. (E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 343).

68. С. N.-Vol. II.-P. 78-79.

69. О расправе с евреями м. Скулень у Стынка Росновану см. также: Ancel J. The Romanian Way of Solving the «Jewish Problem…». – Yad Vashem Studies, 19. – 1998. – P. 201, 205; Ioanid R. The Holocaust in Romania. The Destruction of Jews and Gypsies under the Antonescu Regime. 1940. – Chicago, 2000. – P. 94-96 (далее: loanid R. The Holocaust in Romania…).

70. Marius Mircu. Pogromurile din Bucovina si Dorohoi. – Bucureşti, 1945.

71. С. N. – Vol. II.-P. 10-11.

72. Ibidem.-P. 15.

73. Martiriul evreilor… – P. ХXII.

74. Şafran A. Sef Rabin al Genevei. Fost Sef Rabin al României. Un tăciune smuls flăcărilor. Comunitatea evreiasca din Romania 1939-1947. Memorii. Ed. Hasefer. — Bucureşti, 1996. -P. 69.

75. Florian R. Regimul antonescian: istorie si mistificare. – Societatea&Cultura. – 1994. -№ 1. -P. 12; Florian R. The Jassy Massacre of June 29-30 1941; An Early Act of Genocide Against the Jews. – The Destruction of Romanian and Ukrainian Jews. During the Antonescu. Edited by Randolf L. Braham. -NY., 1997. – P. 67 (далее: Florian R. The Jassy Massacre…).

76. Ioanid R. The Fate of the Romanian Jews under the Antonescu Regime. Statistical date, Preliminary Conclusoins. – The Jews in the Romanian History. Papers from the International Symposium. – Bucureşti, 1996. – P. 201 (далее: The Fate of the Romanian Jews…); Ioanid R. The Holocaust in Romania…

77. Ancel J. Contribuţii la istoria României. Problema evreiască. Vol. II. Partea a două. 1933— 1944. – Bucureşti, 2003. – P. 87. (Capitulul 33. Pogromul de la Iaşi. 29 iunie 1941).

78. Ceausescu N. România pe drumul construirci societăţii socialiste multilateral desvoltate. -V. 1.-Bucureşti, 1975,-P. 570.

79. Kareţki A., Covaci M. Zile însângerate la Iaşi. – Bucureşti, 1978.

80. Dobrinescu V.-F., Constantin I. Basarabia in anii celui de al doilea război mondial (1939— 1947). – Iasi, 1995. – P. 218-219.

81. Kareţki A., Covaci M. Op. cit. – P. 45-46.

82. C. N. – Vol. II. — P. 19-51,61.

83. Ibidem. -P. 43.

84. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 42.

85. Kareţki A., Covaci M. Op. cit. – P. 49.

86. Ibidem.

87. Ibidem. – P. 50.

88. С. N. – Vol. II.-P. 60.

89. Ibidem.-P. 63.

90. Ibidem.-P. 59.

91. Evreii din România… – Vol. II. – P. 111.

92. DCFRJDH. – Vol. I. – P. 542.

93. Ibidem.

94. Kareţki A., Covaci M. Op. cit. – P. 46.

95. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 34.

96. C. N. – Vol. II.-P. 92.

97. Ibidem. – P. 55.

98. Ibidem.-P. 93.

99. Ibidem.-P. 24, 99, 102, 139.

100. Kareţki A., Covaci M. Op. cit. – P. 54.

101. Документы румынских карательных органов, в первую очередь ССИ и сигуранцы, подтверждают заброску с помощью авиации в июле-августе 1941 г., а не в июне, на территорию Румынии небольших советских разведывательно-диверсионных групп, в том числе одной в районе Подул Илоаей, в 20 км от Ясс. Она состояла из 7 человек (Петров из Одессы, Мунтян из Кишинева и др.). Эта, как, впрочем, и другие группы, была обнаружена жандармами, некоторые парашютисты схвачены, другие убиты в неравном бою. В делах ССИ и сигуранцы имеются протоколы допросов захваченных членов этих групп, их фотографии, вооружение и т. д. Обнаружить следы якобы плененных четверых парашютистов или советских летчиков, схваченных после бомбардировки г. Яссы 26 июня 1941 г., среди этих дел не удалось.

102. Kareţki A., Covaci М. Op. cit. – Р. 54.

103. Ibidem.

104. С.N.-Vol. II.-Р. 69.

105. Martiriul evreilor… – Р. 133.

106. C.N.-Vol. II.-Р. 99.

107. Ibidem. – Р. 67, 92.

108. Ibidem.-Р. 68.

109. Ibidem.-Р. 92-93.

110. Ibidem. – Р. 68.

111. Martiriul evreilor… – Р. 87.

112. C.N.-Vol. II.-Р. 70-71.

113. Martiriul evreilor… – Р. 80; С. N. – Vol. II. – Р. 24-25, 70-71; Для видимости, на железно-гвардейца Манолиу было заведено судебное дело 13 июля 1942 г. Военно-полевой суд убийцу оправдал (Е. R. – Voi. III. – Partea I. – Р. 222).

114. C.N.-Vol. II.-Р. 73.

115. Ibidem. – Р. 115.

116. Martiriul evreilor… – Р. 90.

117. C.N.-Vol. II.-Р. 63.

118. Ibidem. -Р. 59.

119. Ibidem. -Р. 93.

120. Ibidem.-Р. 113.

121. Martiriul evreilor… – Р. 91; С. N. – Vol. II. – Р. 73.

122. Martiriul evreilor… – Р. 91-92; С. N. – Vol. II. – Р. 89-90.

123. Martiriul evreilor… – Р. 93-94; С. N. – Vol. II. – Р. 87-88.

124. Martiriul evreilor… – Р. 94-95; С. N. – Vol. II. – Р. 88-89.

125. Martiriul evreilor… – Р. 94-95; С. N. – Vol. II. – Р. 89.

126. С. N. – Vol. II. – Р. 115-116; Martiriul evreilor… – Р. 101-102.

127. Martiriul evreilor… – Р. 95.

128. DCFRJDH. – Vol. VI. – Р. 37.

129. Ibidem.-Р. 36.

130. Ibidem. – Р. 46.

131. Ioanid R. The Holocaust in Romania… – P. 87-88.

132. Ancel J. Transnistria. – Voi. I. – Bucureşti, 1998. – P. 279.

133. Martiriul evreilor… – P 99-100; C. N. – Voi. II. – P 154.

134. C.N.-Vol. II.-P. 124.

135. Ancel I. Transnistria. – Vol. I. – Bucureşti, 1998. -P. 278; E. R. – Vol. III.-Partea I. – P. 227.

136. C. N. – Vol. II. – P. 125-126.

137.DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 35-36.

138. Martiriul evreilor… – P. 129.

139. Ibidem. – P. 126.

140. C. N.-Vol. II.-P. 29-30.

141. Ibidem. – P. 64, 94-95.

142. Ibidem. – P. 64.

143. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 36.

144. C. N.-Vol. II.-P. 94-95.

145. Ibidem. – P. 105, 117.

146. Ibidem. – P. 114.

147. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 36.

148. Ibidem. – P. 142; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 225-226,229.

149. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 44.

150. C.N.-Vol. II.-P. 140.

151. Ibidem. – P. 99-100.

152. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 36; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 254.

153. C. N. – Vol. II.-P. 117; Martiriul evreilor… – P. 107.

154. C.N.-Vol. II.-P. 117.

155. Ibidem. – P. 118.

156. Ibidem. – P. 95.

157. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 38; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 233.

158. C.N.-Vol. II.-P. 95-96.

159. Martiriul evreilor… – P. 135.

160. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 38.

161. C. N. – Vol. II. – P. 127; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 266.

162. C. N.-Vol. II. -P. 127, 134.

163. Ibidem.-P. 138-139.

164. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 39.

165. C. N.-Vol. II.-P. 126.

166. C.N.-Vol. II.-P. 133.

167. Martiriul evreilor… -P. 131.

168. C.N.-Vol. II.-P. 140.

169. Ibidem. – P. 134.

170. Ibidem. – P. 135-136.

171. Ibidem. – P. 137-138.

172. Ibidem. – P. 144; Martiriul evreilor… – P. 117; DCFRJDH. – Vol. II. -P. 443.

173. Martiriul evreilor…-P. 133.

174. Ibidem.-P. 131.

175. Ibidem. -P. 117; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 262; C. N.-Vol. III. -P. 142.

176. Ibidem.

177. Ibidem. – P. 131.

178. C.N.-Vol. II.-P. 97-98.

179. Martiriul evreilor…-P. 128.

180. Martiriul evreilor… – P. 113; C. N. – Vol. II. – P. 147.

181. Martiriul evreilor… – P. 97-98.

182. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 41.

183. C. N. – Vol. II. – P. 107, 353; Martiriul evreilor… – P. 98-99.

184. C.N.-Vol. II.-P. 110.

185. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 39-40.

186. C. N. – Vol. II.-P. 149-150.

187. Ibidem. – P. 151.

188. Ibidem. – P. 152.

189. Ibidem.-P. 150.

190. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 38.

191. C. N. – Vol. II.-P. 102-103.

192. Martiriul evreilor… – P. 100.

193. Ibidem. – P. 96-97.

194. Ibidem. – P. 96.

195. Ibidem. – P. 101.

196. C.N.-Vol. II.-P. 107.

197. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 41.

198. Martiriul evreilor… – P. 94-95; C. N. – Vol. II. – P. 113.

199. C.N.-Vol. II,-P. 114.

200. Martiriul evreilor… – P. 190.

201. C.N.-Vol. II,-P. 89.

202. Ibidem. – Р. 112; Martiriul evreilor… – P. 91.

203. Martiriul evreilor… – P. 102; C.N. – Vol. II. – P. 116.

204. C. N. – Vol. II. – P. 58.

205. Ibidem. – P. 59; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 241-242.

206. C. N.-Vol. V.-P. 119-121; Martiriul evreilor…-P. 105-108.

207. DCFRJD. – Vol. VI. – P. 42.

208. C. N.-Vol. II. – P. 121; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 248.

209. C.N.-Vol. II.-P. 159.

210. Şafran A. Op. cit. – P. 69.

211. Ibidem. -P. 73.

212. DCFRJDH. – Vol. II. – P. 428.

213. Ibidem.-P. 508.

214. Ibidem.-P. 430.

215. Ibidem. – P. 459; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 291-292, 311-312.

216. DCFRJDH.-Vol. II.-P. 439.

217. Ibidem. – P. 463.

218. Ibidem. – P. 216.

219. Ibidem. – P. 429-430, 442.

220. Ibidem. – P. 441, 469.

221. Ibidem. – P. 419, 444.

222. Ibidem. – P. 460.

223. Ibidem. – P 466.

224. C. N. – Vol. II. – P. 156-157. Прежний комендант гарнизона полковник К. Лупу был отстранен 2 июля 1941 г. Ему вменялась в вину выдача некоторым евреям справок о свободном передвижении в Яссах. Впоследствии над ним устроили суд за «злоупотребление властью» (E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 226).

225. DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 47.

226. Ibidem.-P. 48.

227. Ibidem. – P. 45.

228. Ibidem.

229. Ibidem.

230. Ioanid R. The Holocaust in Romania… – P. 77.

231. Martiriul evreilor…-P. 100, 112, 116; С. N.-Vol. II. – P. 141-142, 147.

232. Мирку M. Op. cit. – P. 43.

233. Ioanid R. The Holocaust in Romania… – P. 77.

234. DCFRJDH. – Vol. III. – P. 3.

235. Martiriul evreilor… – P. 118-119.

236. Ibidem. – P. 120.

237. Trancotă C. Eugen Cristescu asul servicilor secrete româneşti – memorii, mărturii, documente. -Bucureşti, 1996. -P. 194.

238. Malaparte C. Kaputt (Terza Edizione. 30 migliaro: casetta. Editore Napoli). Cap. VI “I topi di Jassy”.

239. Şafran A. Op. cit. – P. 69.

240. C. N.- Vol. II. – P. 13.

241. Попеску-Пуцурь И. и др. Румыния во Второй мировой войне. Очерки. – Бухарест, 1964. -С. 50; Popescu-Puţuri I., Zaharia Gh., Goldbergher N., Constantinescu N.N., Copoiu N. La Roumanie pendant la deuxieme guerre mondiale. – Bucarest, 1964. – P 50; Zaharia G. Pages de la resistance antifasciste en Roumanie. – Bucureşti, 1974. – P. 45.

242. Florian R. The Iassy Massacre… – P. 74; Ioanid R. The Fate of the Romanian Jews… – P. 201 ; Ancel J. Contribuţii la istoria Romaniei. Problema evreiască. – Vol. I. Partea a două. 1933-1944. -Bucureşti, 2001. -P. 140, 169 (далее: Ancel J. Problema evreiască…).

243. Dobrinescu V.-F., Constantin I. Op. cit. – P. 218-219; Calafpeteanu I., Simion A. The condition of the Jews living withn the Romanian State during the Years of the Military – Fascist DictatorShip. -Bucharest, 1983; C. N. – Vol. II.-P. 66; Kareţki A., Covaci M. Op. ciL-P. 109. На этой же странице авторы приводят еще ряд цифр, опубликованных в зарубежных изданиях.

244. C. N.-Vol. II.-Р. 66.

245. Ibidem. – Р. 9, 64—65.

246. Ibidem. – Р 62.

247. Ibidem.-Р. 108-109.

248. Ibidem.-Р. 123-125.

249. Ibidem. – Р. 42-43.

250. Ibidem. – Р. 49-52.

251. Ibidem. – Р. 61.

252. Ibidem. – Р. 54.

253. E. R.-Vol. II.-P. 214.

254. DCFRJDH. – Vol. X. – P. 79-80; E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 256-257.

255. E. R. – Vol. III. – Partea I. – P. 269.

256. C. N. – Vol. III. – P. 501; DCFRJDH. – Vol. VI. – P. 375.

Источник: Изяслав Левит „Шоа-Холокост-Катастрофа: «Еврейский вопрос» в политике диктатуры И. Антонеску”, Том I, Тирасполь, 2015.